Кир Булычев - Подземная лодка

– Заходите, пожалуйста, умоляю вас, здесь опасно стоять снаружи. Проходите внутрь, проходите.

Алиса и Пашка прошли узким темным коридором, где стояло длинное, в рост человека, зеркало и на пустой вешалке висела шляпа, в небольшой кабинет. Стены кабинета были уставлены стеллажами с книгами, там стоял письменный стол, на котором лежали бумаги и тетради, и горела лампа под зеленым абажуром. Перед столом стояли два черных кожаных кресла.

Алиса посмотрела на Пашку, Пашка на Алису.

– Давайте знакомиться, молодые люди, – сказал хозяин квартиры. – Меня, как вы изволили проницательно догадаться, зовут Гарольдом Ивановичем.

– Я – Алиса Селезнева.

– А я – Павел Гераскин.

– Чудесно, чудесно. – Гарольд Иванович пожал гостям руки. – Уж я не чаял дождаться вестей из дома. А как же вам удалось меня отыскать?

– По фотографии, – сказал Пашка и протянул Гарольду Ивановичу его портрет, который вызывал такой ужас у обитателей подземелий.

Гарольд Иванович взял фотографию и принялся ее рассматривать.

– Как я изменился! – сказал он. – Даже не нужно смотреть в зеркало, чтобы понять, как промелькнувшие годы избороздили мое чело морщинами. О годы, годы!

С этими словами Гарольд Иванович прошел за стол, сел и поднес фотографию к глазам.

– У меня еще письмо к вам есть, – сказал Пашка и протянул Гарольду Ивановичу конверт.

– От брата? От Сени? Как я вам благодарен, мои юные друзья! Да вы садитесь, садитесь, отдыхайте, в ногах правды нет, как говорил Цицерон.

Гости послушались. Но как только Алиса опустилась в кресло, она от удивления подскочила – кресло лишь казалось кожаным и мягким. В самом деле оно было искусно вытесано из черного мрамора. Только ударившись об него, можно было понять, что кресло – обман.

Пашка вскочил, потирая ушибленный локоть.

– Это как понимать? – воскликнул он. – Зачем вы обманываете людей?

– В чем дело? – Гарольд Иванович поднял голову и удивленно уставился на Пашку сквозь очки.

– Это же не кресла, а камни!

– Ах, да. – Гарольд Иванович виновато улыбнулся: – Я виноват! Эти кресла стоят здесь так давно и так давно в них никто не садился, что я сам поверил, что они кожаные. Господи, как бежит время! Поймите, я старею, я теряю память, я становлюсь рассеянным. И мне так дороги все воспоминания о моем земном прошлом, о нашей с Сеней квартире, о дедушкиных креслах, что я стараюсь поддерживать в себе иллюзию того, что жизнь продолжается. Да, жизнь моя явно уже прекратилась, но я себя обманываю… Простите старого немощного человека.

– Ничего, – смутился Пашка, – я понимаю. Просто от неожиданности…

– Хотите, я уступлю вам мой стул? – Гарольд Иванович даже приподнялся. – А я постою…

– Нет, что вы! – возразил Пашка. – Сидите, я не устал.

Наступила тишина. Гарольд Иванович снова углубился в чтение письма.

Пашка отошел к полкам, стал смотреть на корешки книг. Потом, не подумав даже, что надо попросить разрешения, протянул руку, чтобы достать одну из книжек. И тут же отдернул руку, потому что между пальцами и стеллажом пролетела голубая искра.

– Ой! Током бьет!

– Что? – Гарольд Иванович был раздражен. – Из-за вас я не могу дочитать письмо! Что еще стряслось?

– Я хотел взять… А оно ударило.

– Это остаточное электричество, – сказал Гарольд Иванович. – Возможно, вам приходилось об этом слышать. Электричество накапливается в горных породах.

Алисе показалось, что глаза Гарольда Ивановича за толстыми стеклами очков улыбаются. Или ей это показалось? А его указательный палец дотрагивается до кнопки посреди стола.

– Не расстраивайтесь, Павел Гераскин, – продолжал Гарольд Иванович. – Это не настоящие книги. Откуда мне здесь их добыть? Это лишь корешки, выточенные из камня. Как ученый и интеллигентный человек я не мыслю себе существования без библиотеки. За долгие годы я выточил эти стены – точную копию библиотеки моего дедушки. Видите – вот полное собрание сочинений Чарльза Дарвина. А это моя любимая книга – произведение французского энтомолога Фабра. Он так интересно писал о муравьях! А дальше справочники, справочники, словари. Но есть книги для развлечения. Да, я не чужд этому. Видите «Пиквикский клуб» Диккенса? А это его же роман «Айвенго».

Алиса послушно смотрела на корешки. На них золотом вытиснены названия. Но ведь «Айвенго» написал не Диккенс, а Вальтер Скотт! А тут написано: «Диккенс».

– Простите, – сказала она.

Но Пашка ее опередил.

– Смешно, – сказал он. – Любой ребенок знает, что «Айвенго» написал Вальтер Скотт.

– Что? – Гарольд Иванович буквально подскочил на стуле. – Конечно же, Вальтер Скотт. А там что написано? Диккенс? Это безобразие! Я прикажу казнить всю типографию! Я их растерзаю!

Рука Гарольда Ивановича потянулась к красной кнопке, но в миллиметре от нее замерла. Гарольд Иванович спохватился и переменил решение.

– Ладно, – сказал он. – Пошутили и хватит. Но я должен сказать тебе, Паша, что ты безобразно воспитан. Если пожилой немощный человек совершил маленькую ошибочку, неужели ты должен смеяться над ним? Неужели у тебя хватит совести смеяться и издеваться?

Казалось, Гарольд Иванович вот-вот заплачет. Голос его дрожал.

– Я не хотел, – сказал Пашка. – Нечаянно получилось.

– Я принимаю твои слова за извинение, – сказал Гарольд Иванович. – И мы забудем об этом печальном инциденте. Прошу тебя, Алисочка, расскажи мне подробнее о моем брате Сене. Как он выглядит, чем занимается? Скучает ли обо мне?

– Он очень по вам скучает и любит вас, – сказала Алиса. – Все двадцать лет, прошедшие с того дня, как вы потерялись в пещере, он не вылезал из кузницы, чтобы изготовить подземную лодку для вашего спасения.

– Это удивительно, – сказал Гарольд Иванович. – Значит, он всегда верил, что я жив? Я этого не хотел.

– Значит, вы нарочно потерялись? – удивилась Алиса.

– Все значительно сложнее, ах, сложнее! Ты еще девочка, тебе не понять той страсти, которая ведет настоящего ученого к подвигам и жертвам. Неужели ты думаешь, что Колумб, отправляясь в безнадежное и опасное путешествие к берегам неизвестной Индии…

– Колумб открыл Америку, а не Индию, – вмешался Пашка.

– Павел, – сказал печально Гарольд Иванович, – ты плохо кончишь. И, может быть, даже в ближайшем будущем.

– Колумб отправился открывать Индию, а открыл Америку, – сказала Алиса.

– Молодец, девочка. Так вот, Колумб также вынужден был разорвать связи со своими близкими, бросить семью, которая его не понимала, и даже оставить на произвол судьбы своих детишек… Но если бы он думал о семье, Америка осталась бы не открыта, а Колумб никогда бы не прославился.

– Но Америка уже открыта. Зачем вы под землю полезли? – спросил Пашка. Он дразнил Гарольда Ивановича, и Алиса, хоть и не одобряла Пашкиного поведения, понимала, что Пашка не верит этому тихому старичку. И ни на секунду не забывает о несчастных гномах.