Росс Уэлфорд - Что не стоит делать невидимке [litres]

Рука выскальзывает – и из кармана, и из перчатки, которая остаётся в этом кармане торчать.

Пару секунд я размахиваю явно отсутствующей ладонью, прежде чем отвернуться. Со стороны выглядит так, словно я только что оторвала себе руку.

Я слышу, как Джарроу негромко ахает, а Джесмонд шепчет:

– Что за…

Но уже через миг я всё поправляю и снова поворачиваюсь к ним, протягивая деньги выглядящей совершенно нормально рукой в перчатке.

Джарроу выхватывает у меня купюру. Она уже собирается повернуться, когда брат останавливает её. Он по-прежнему таращится на мою ладонь.

– Ты видела?.. Что это?..

Он просто не в состоянии облечь свои мысли в слова, да и кто его обвинит? Полагаю, что он хочет сказать на самом деле, так это: «Ты видела, что её ладони только что вдруг не оказалось на месте? Её рукав просто опустел? Перчатка застряла в кармане, а ладони не было?» Но он слишком ошарашен, чтобы связать два слова.

Вдруг Джароу говорит:

– Погодь, а Лондонец? Чё у тебя есть? Есть бабки?

Бойди вёл себя очень тихо. Тихо? Молчал в тряпочку. Для такого здоровяка он делается странно бессильным, когда надо противостоять этим двоим.

– Ничего.

Оправившись от шока, Джесмонд переходит к тому, что по сути своей является уличным грабежом, только без насилия.

– Ваще ничего? Ты вышел на улицу и даже не взял денег на пирожок? Я те не верю. Мне что, самому проверить?

Джесмонд делает угрожающий шаг в сторону Бойди, и этого хватает. Бойди достаёт из кармана пятифунтовую банкноту и какую-то мелочь.

– Я так и думал, – говорит Джесмонд. – Большое вам спасибо за вознаграждение. Это, конечно, было совершенно необязательно, – преувеличенно вежливо добавляет он.

Потом он швыряет поводок Леди на землю, и близнецы уходят в ту сторону, откуда явились.

Но ведут они себя странно, склонив головы друг к другу и что-то оживлённо обсуждая. Я вижу, как Джесмонд приподнимает правую ладонь, демонстрируя её сестре. Они удалились уже примерно на десять метров, когда Джарроу оборачивается.

– Эй, Пиццелицая! На твоём месте я б не снимала маску. Так гораздо лучше!

У Бойди от злости покраснело лицо. Уголки его губ опущены вниз, образуя идеальную дугу недовольства, и я прекрасно вижу, что злится он не только на близнецов, но и на себя самого – за то, что ему не хватило смелости дать им отпор. Я не то чтобы виню его, но это и не важно: он винит себя за двоих.

Я уже собираюсь посоветовать ему плюнуть на это, как вдруг чувствую что-то не то.

Начинается всё с кончиков пальцев – болезненное такое покалывание, поднимающееся к голове. К тому времени как мы с Бойди проходим значительную часть пляжа, я чувствую, что по моей спине катятся струйки пота, а вся кожа словно пенится.

– Подожди-ка, Бойди! Стой, – окликаю его я. – Я себя странно чувствую.

Мой желудок сокращается, я падаю на колени, и меня тошнит на песок.

– Ты в норме, Эфф? – спрашивает Бойди – несколько бессмысленно, потому что я очевидно не в норме. – Мне позвать кого-нибудь?

Потом странное ощущение проходит так же быстро, как началось. Я поднимаюсь на ноги, сплёвывая изо рта вкус рвоты. Я снимаю перчатку: хочу пощупать мурашки, ползущие по лицу.

И вижу её.

Свою ладонь.

Я снимаю вторую перчатку и закатываю рукав. И вижу и руки тоже!

– Бойди! Бойди! Я снова тут! Смотри!

Я снимаю маску и парик.

Леди подскакивает ко мне с облегчением – мне кажется, оттого что снова меня видит.

Бойди оглядывается и смотрит на меня, а потом медленно расплывается в улыбке.

– О да, – говорит он, кивая. – Вот так куда менее странно, Эффи!

Спустя час я возвращаюсь домой с Леди и Бойди. Ба по-прежнему нет, но скоро она должна прийти. Мы с Бойди стоим в гараже и смотрим на солярий.

Бойди качает головой.

– С чего бы солярий стал делать тебя невидимой? Люди постоянно ходят в солярии, они довольно безобидны. Что такого особого в этом? – Он задумывается на некоторое время. – Может, спросим женщину из студии загара?

– Так и представляю, как это будет, – с сарказмом отзываюсь я. – Ой, здрасьте. Помните тот солярий, который вы мне отдали? Я тут из-за него стала невидимой. К тому же расскажешь ей – и к полудню пол-Уитли-Бэй будет в курсе, а потом и весь мир. Типа, буквально. Представь: это будет в газетах, по телику, по всему инету.

– Если только она не подумает, что ты тронулась. Ты профлавишься!

– Вот именно, Бойди. Вот именно. А я этого не хочу.

– Серьёзно? – он явно искренне удивлён.

– Да, серьёзно! Если уж мне вообще суждено прославиться – а это что-то не очень заманчиво, – я хочу прославиться чем-то, что я сделала , а не каким-то неудачным происшествием с солярием, потом ещё от папарацци не отвязаться. Да и ба это совершенно не понравится. Она, скорее всего, сочтёт, что это пóшло.

Но Бойди не слушает. Он наморщил нос и принюхивается.

– Блин, Эфф. Это ты сделала?

Я думала, что мне удастся рыгнуть незаметно, но, очевидно, нет.

– Прости. Ага, виновата. Это отрыжка, кстати, а не… ну ты понял. Это, наверное, побочный эффект.

Бойди округляет глаза и снова принюхивается, едва подавляя рвотный позыв.

– Что это такое? Это как-то… совсем не по-человечески!

– Думаю, это моё китайское лекарство на травах. Я с ним вроде как переборщила, и теперь у меня в животе неспокойно, так что…

– Погоди. Китайское лекарство на травах? Где ты его достала?

– В интернете. Это средство от ак… – И тут я запинаюсь, потому что до нас обоих одновременно доходит.

Войдя на кухню, я достаю коробку «Доктора Чанга Его Кожа Такой Чистый». На передней стороне нарисована улыбающаяся модель, а на задней – крошечное изображение какого-то китайца в белом лабораторном халате. Весь текст на коробке на китайском, не считая белой наклейки на английском, гласящей:

«5 грамм в воде ежедневно».

И всё.

– Ты его взвешивала? – интересуется Бойди.

Я пожимаю плечами. Мне неловко.

– Вроде как.

– Пять грамм жидкости – это примерно чайная ложка, – говорит он.

– Да? Я думала, столовая.

– Нет, в столовой уже грамм пятнадцать. И ты принимала это раз в день?

– Иногда чаще, – я мямлю, словно ребёнок, которого застали за разорением банки с печеньем, только без предательских крошек вокруг рта: вместо этого я от стыда заливаюсь краской.

– Значит… – говорит Бойди, – …значительная передозировка какой-то немаркированной, нелицензированной, неидентифицируемой фигни в сочетании, вероятно, со значительной передозировкой сомнительных ультрафиолетовых лучей из солярия, которому место на свалке, сделали тебя невидимой?

– Эм, ну да, – отвечаю я.

Судя по всему, так и есть.