Владислав Крапивин - В глубине Великого Кристалла. Помоги мне в пути [сборник litres]

Дымили у хибар железные печурки. Худые, небрежно одетые тетки возились у них с кастрюлями и сковородками, пахло жареной рыбой. Молодые мужики похмельного вида кучками стояли на поросших сурепкой лужайках. Один спросил вежливо:

– Закурить не найдется, сударь?

Я развел руками: не курю, мол.

Он сказал покладисто:

– Ну ничего, шагайте. Только через «Пассаж» не ходите, мало ли что.

Ребят Петькиного и Сивкиного возраста встречалось мало: видать, были заняты где-то своими делами и промыслами.

В колючках паслись клочкастые козы. В тени лежали добродушные псы. Смотрели желтыми глазами и ни разу не гавкнули.

Сивка горделиво сообщил:

– Кыс ни капельки не боится собак. А они его боятся. Знают: чуть что – он сразу по мордам. Когтистой лапой…

– Молодец Кыс… Сивка, скоро придем?

– Ага, скоро…

Я, конечно же, думал прежде всего о Петьке. И тем не менее оглядывался с любопытством. Это надо же, чтобы в наш электронный и межпланетный век, в большом городе сохранились и жили своей независимой жизнью такие вот… Пристаня́.

Конечно, убогость, бедность, безделье, воровство и наверняка все прочие «прелести» трущоб, но все же… все же казалось мне, что есть тут какая-то своя романтика. И загадочность.

«Это потому, что смотришь со стороны, – ехидно одернул я себя. – А вот пожил бы здесь…»

Но завороженность этим «нетеперешним» миром не оставляла меня.

Порой попадались совсем фантастические сооружения: круглая приземистая башня из кирпича, опоясанная спиралью железной лестницы и увенчанная невесть как закинутым туда маленьким катером с пробитыми бортами. Каменная аркада, будто перенесенная сюда из развалин средневекового города. Гулкий, пустой внутри ангар с кружевом железных перекрытий под крышей, а в нем, посередине, громадная безголовая статуя какого-то деятеля в мундире с эполетами…

Несмотря на совет мужика, пошли мы и через «Пассаж». Сивка пренебрежительно сказал:

– Вот еще, «не ходите»… Там Гошка Заяц живет.

«Пассаж» – это было кошмарно длинное здание – то ли бывший склад, то ли барак. Мы шли по замусоренному коридору, а с двух сторон были распахнутые двери, и за ними шла всякая здешняя жизнь: где-то стирали, где-то ругались, где-то спали вповалку. Кто-то стучал клепальным молотком по медному листу, кто-то жарил на сковороде подгоревшие лепешки. Ревели младенцы. И в то же время доносились аккорды пианино (явно не электронного, настоящего). Потом в одной из дверей я увидел девушку на подоконнике – ну будто с портрета девятнадцатого века: с косой, в просвеченном солнцем желтом платье, с книгой на коленях. Девушка рассеянно взглянула на нас и перелистнула страницу… А из одной двери, перегороженной дощатым прилавком, старичок, похожий на часового мастера, спросил:

– Господина, случайно, не интересует то, что стреляет? Имеется выбор…

– Спасибо, у него есть, – гордо отозвался Сивка.

– Прощения просим…

Казалось, не будет конца у этого дома-улицы… Но все же вот он, конец. Шагнули опять в траву. И Сивка вдруг завопил:

– Гошка! Зайчик!

Подбежал к нам белобрысый, чуть раскосый мальчишка лет шести, в какой-то немыслимой мешковине до колен. С робким восторгом уставился на Сивку.

– Дядя Питвик, это Гошка. Ну, тот самый, который тогда с нами… – Сивка оттащил Зайчика в сторону, что-то зашептал ему. Тот неуверенно улыбался, мигал. Кивал.

Наконец Сивка взял меня за рукав:

– Идемте…

А Гошка Заяц, приоткрыв рот, смотрел нам вслед.

– Что ты ему сказал? – поинтересовался я.

– Объяснил про вас… А еще – что скоро возьму его к себе.

– К себе… то есть к отцу Венедикту?

– Ну да!

– Ты думаешь, отец Венедикт обрадуется? – не удержался я.

– Ага!.. Мы же с Зайчиком как братья.

– П-понятно… Сивка, а долго еще идти?

– Не-а…

Пристаня́ тянулись по берегу бывшего оврага, который после затопления сделался узким заливом или, вернее, этакой извилистой бухтой. Одно время бухту использовали для стоянки всякого мелкого флота и старых, списанных судов. Потом все хозяйство оказалось заброшенным, тогда-то и начал расти здесь этот фантастический, никакими планами и законами не предусмотренный поселок. Убежище тех, кто не нужен Республике (и кому Республика тоже не нужна).

Многие тропинки вели к берегу. Сюда же тянулись рельсы узкоколеек. Решетчатые мостки, развалившиеся причалы, разбитые и обгорелые дебаркадеры занимали почти всю границу воды и суши.

Скоро места сделались более глухими. Больше стало необитаемых развалин и широких, поросших белоцветом пустырей.

На краю такого пустыря, прижимаясь к остаткам бетонной косой изгороди, стояло жилище Китайца. Стены обмазаны глиной, крыша – из днища старого катера.

Китаец сидел у распахнутой двери. Колупался в обрезках жести. Двухлетняя девочка в замурзанном платье возилась у его ног с ярким пластиковым корпусом компьютерного стереокомбайна. Воззрилась на меня и на Сивку, мусоля большой палец.

– Дайка, привет… Дядя Кий, это отец Пита. Пит думает, что он погиб, а он – вот… – У Сивки был явный талант излагать в двух словах трудные ситуации.

Китаец был старый, с темной негритянской кожей. Но явно китаец, не негр. Он, видимо, как и многие, уже слышал про нас. Глянул невозмутимыми, с резким блеском белков глазами, покивал с буддийским спокойствием:

– Отец – хорошо. Петька будет рад… Да, он очень будет рад… Девочка, не соси палец. Ай, какая девочка, что скажет дядя…

– А он где, Петька-то?! – не выдержал я.

– Гуляет. Он гуляет. Кыс гуляет. Чего еще делать? У нас всегда есть время… Вот и ходит. Наверно, где Сор-гора ходит. Я сказал: «Петька, собирай всякую мелочь, банки, склянки, кусочки, будем делать солдатиков. Сделаем много, деньги будут, тебе штаны-фуфайку купим, скоро осень, как без них?» Не знали, что папа приедет. Он не знал, я не знал…

– Где эта Сор-гора?

Сивка дернул меня:

– Пойдем, дядя Пит!

Оказалось, что Сор-гора – это холм на месте старой заросшей свалки. Рядом с Пристаня́ми. Там, если постараться, отыскать можно что хочешь. Вот пристанские мальчишки и ходят туда за добычей.

– Дядя Пит, не горюй! Там-то мы его точно найдем!

К Сор-горе вел узкий проход между остатками кирпичных складов и развалившейся загородкой из пористых бетонных плит. Опять пришлось пробираться через сорняки, перемешанные с обрывками колючей проволоки. Зато гора была уже вот она, перед нами. Серая, похожая на гигантский муравейник, покрытый кустами и всякой рухлядью. И на склонах – будто и правда деловитые муравьи – копошились десятки ребятишек.

Там, совсем недалеко, где-то и мой Петька! Скорей же!!

Мы были у подножия, когда раздался тонкий вскрик. И сразу – еще крики: