Джеральдин Маккорин - Где кончается мир [litres]

Дружба, объединившая мужчин против Коула Кейна, подувяла, когда Куилл ушёл.

Теперь, когда Дон воображал сигнальный костёр на Боререе, он уже не представлял, что зажигает его он. Кому-то придётся отправиться вместо него – на его плоту.

– Как тебе такая работёнка, Куиллиам Маккиннон? – спросил Дон. – У меня пока нет желающих. Но кто-то из нас должен туда поплыть – и поскорее. Дальше погода будет только хуже.

Это была чистая права. Пожив у края воды, Куилл получше других узнал переменчивый нрав моря. Сейчас большую часть дней ветер то и дело менял направление, волны бежали во все стороны разом, сталкиваясь и разбиваясь друг о друга столпами брызг. Переправа – хоть сколько краткая – дело пугающее. Куилл не спешил принимать предложение, несмотря на умоляющее выражение лица Дона.

А выражение лица Юана можно было читать, как раскрытую книгу. Это он должен был отправиться на Боререй, когда ему представился шанс: он должен был перейти туда по плоскому, спокойному морю. Любой дурак, у которого найдётся хоть на полпинты веры, смог бы это сделать, и тогда пастор не отверг бы его…

Куилл перетащил потрёпанный, облезлый Трон Хранителей в центр пещеры. Пусть сослужит свою службу в последний раз. Пусть История придёт на помощь в последний раз. Пусть История спасёт Юана из бессмысленного замкнутого круга ненависти к самому себе. В конце концов, здесь больше нет Кейна, чтобы проклясть его или побить за это камнями.

– Как-то раз – слушайте, друзья, это чистая правда; мне отец рассказывал. Как-то раз наместник Владыки плыл на Хирту собирать налоги, и его лодка врезалась в косяк сельди – здоровенный, какой никто раньше не видал. Селёдки эти скользили и перекатывались друг по другу, да в такую плотную кучу сбились, что лодка намертво застряла в них. Олуши так и кружили над ними и лакомились рыбкой – такая стая собралась, что даже солнце заслонили – ныряли в воду, ловли селёдок и пожирали их – и так кругом сколько глаз хватит… вообразите! Потом одна олуша – самая здоровенная – промахнулась мимо рыбы и воткнулась в лодку, так что её клюв пробил в досках дыру, а сама она свалилась на дно. Крылья её раскинулись по сторонам, как парус. Люди сидели по одну сторону птицы и по другую, и всё они страшно боялись за свои жизни, потому что из-за дыры лодка могла потонуть. Но, к счастью, голова олуши так плотно застряла в дыре, что ни капельки воды в лодку не попало, и так она и торчала там, всю дорогу до Хирты… После того, как косяк селёдок расплылся, поняли? Люди потом до конца своих дней об этом судачили. Селёдки было столько, что впору ходить по ней, как по дорожке! – Куилл откинулся назад, опираясь на локти. – Сам-то я думаю, это-то и случилось с Иисусом и его друзьями-рыбаками.

Донал Дон, пробовавший масляный бульон в котелке, поперхнулся, выплюнув бульон на пол. Мальчишки стали упрашивать Куилла продолжить рассказ.

– Иисус же сотворил всех селёдок в мире, правильно? Так что селёдки, конечно, приплывали, если Он им свистел? Так что когда Он был на берегу, а Его друзья – в море, Он свистнул и призвал огромный косяк селёдок и пошёл по воде по их спинам – чтобы добраться до своих учеников, ага? (Они рыбу не видели, поэтому очень впечатлились.) И Иисус сказал Святому Петру тоже так попробовать… и Пётр попробовал – и это у него, конечно, получилось! А потом селёдки решили, что с них довольно, и все расплылись, а Пётр начал тонуть. Вот поэтому-то больше никто в мире и не может ходить по воде. Без селёдок, по крайней мере. Или кораклов из ивняка на ногах. Ни один из святых, никогда, ни разочка .

Несколько младших мордашек повернулись к Юану, охваченные восторгом. Конечно , он не смог пройти к Боререю по волнам! Селёдок-то было маловато!

Куилл чувствовал на себе взгляд Юана, но не стал оглядываться (просто на тот случай, если Юан догадается, что он придумал эту историю исключительно ради него).

Коул Кейн вскричал бы « Богохульство! » и стал бы кидать в Куиллиама камни за то, что он приправил священную библейскую историю какими-то шотландскими селёдками. Но «пастора» здесь не было – он отпустил бразды правления, и на смену ему пришёл Рассказчик Историй.

– С возвращением, Куиллиам, – со смешком сказал Донал Дон.

– Я бы сказал, что Куилл должен быть «Хранителем Историй». – Это были первые слова, которые произнёс Кеннет с того момента, как Изгнанник вернулся в Среднюю Хижину. И почему-то это польстило Куиллу сильнее, чем он мог бы подумать.

– Ей-богу, я б сам мог по воде пройтись, когда он это сказал, – рассказал он Мурдине Галлоуэй, засыпая той ночью в её воображаемых объятьях.

На следующий день ветер снова задул свечи. Так что Лаклан полез вверх по Стаку, чтобы купить у «пастора» огня. С собой он взял связку угрей-песчанок, которых Куилл поймал в Нижней Хижине, но не смог съесть от отвращения. Как обычно, Кейн услышал, как он карабкается по последнему откосу, и встретил на широкой площадке перед пещерой. С полным гадливости лицом Кейн взял гниющих угрей и бросил их на землю.

– Можешь расплатиться со мной работой. Принеси-ка мне побольше камней, чтоб от ветра защититься.

Складывать грудой перед устьем пещеры валуны и каменные глыбы – изнурительный труд, после которого синяков не оберёшься. Джон помогла Лаклану, но не сказала ни слова – не бросила ни взгляда – и заговорщических рожиц не строила. Возможно, ей не разрешалось говорить ни с кем с низов.

На обратном пути руки у Лаклана устали в два раза сильнее после ворочанья валунов. А одной рукой ему приходилось держать двух зажжённых птиц под курткой. Так что когда раздался раскат грома, он напугался, мускулы его спины пронзил приступ боли, и он едва не выпустил птиц. Чувствуя, как свечи-качурки выскальзывают из его хватки, он инстинктивно прижал их к себе плотнее. Из шеи у одной брызнуло масло и попало прямо на пламя. Палящий жар обдал челюсть Лаклана, а потом спустился вниз по груди, по дорожке из капель горящего масла. Куртка загорелась тоже. Мальчик закричал, и где-то в вышине ему вторила какая-то морская птица.

Мгновением спустя с небес хлынул дождь. Он почти немедленно потушил Лаклана, но боль осталась – от челюсти до пупка, да такая, словно с него содрали лоскут кожи. Он наполовину ожидал, что из него вывалятся внутренности. То, что у него не осталось зажжённой свечи, мучило его почти так же, как боль.

Кое-как, неловко и неуклюже из-за сломанной руки, мистер Дон побрызгал на лоснящийся ожог маслом глупыша – его снадобьем от всех хворей, от зубной боли до кашля и запора.