Джеральдин Маккорин - Где кончается мир [litres]

Куилл отправился назад, вверх в Среднюю Хижину, а младшие переругивались за его спиной, кто понесёт отсыревший мешок перьев – «Трон Хранителей». Они даже стали напоминать своего рода победоносную процессию – если вообще возможно идти процессией вертикально вверх по наклонной каменной глыбе. Только Мурдо обгонял Куиллиама.

– Нам надо вернуть её, – всё бормотал он. – Надо!

– Джон не рассказала Кейну, что она девчонка. Она б ни за что не стала, – убеждал Куилл.

– Зато какой другой поганец мог.

– Ну это был не я и не ты, а больше никто не знает. – Куилл намеревался не поддаваться панике Мурдо.

– Значит, Кейн догадался!

– Бог с тобой, друг. Этот дурак? Он и одну утку сосчитать не сумел бы. Почему он не взял Юана, так это потому, что Юан его затмевает. Юан, он… настоящий.

– Настоящий?

– Ага. Самый что ни на есть. С ним не особо весело, но он настоящий махонький святой. А Кейн обманщик. Хочет главным быть, как преподобный Букан. Но для чего? Потому что командовать нами хочет, говорить: «Теперь вторник – это воскресенье», «День – это ночь», «Луна слеплена из сыра». Но он это не от чистого сердца говорит, понимаешь? Видать, с Юаном он кажется себе мелким… Так что он не забрал Юана с собой наверх; он взял кого-то полезного , вот и всё. Чтобы всё ему подносили и таскали за ним.

– Но теперь он точно заметит! Когда их там всего двое. И она такая хорошенькая.

– Не, друг. Если б Джон была пони, этот дурень её за овцу бы принял.

Отчасти Куилл убеждал и себя самого, пытался уменьшить тревожную боль в сердце. Мысль о том, что Коул Кейн сознательно увёл девушку в своё «логово» на верхушке Стака, была… Он так резко прекратил об этом думать, что голова закружилась. Куилл сказал себе, что Джон просто вернётся в Среднюю, если почувствует опасность.

Он сделал остановку, чтобы передохнуть, закрыл глаза, несколько раз глубоко вдохнул, позволяя сердечному ритму замедлиться. Если изгнание его чему-то и научило, так это не размышлять о невыносимом: только живот разболится.

Мурдо – другое дело. Он так кипел от ярости и злости, что взбирался слишком быстро, промахиваясь руками мимо каменных выступов.

– Я её верну. Верну. Я полезу наверх; верну её.

– « Его ». « Его », не «её», – пропыхтел Куилл, оглядываясь, чтобы посмотреть, не услышал ли кто. – И давай помедленней, а?

– Тебе-то ничего, друг. Она не твоя девушка.

– Она и не твоя, – удивился Куилл. – …или как?

Новость о том, что Мурдо намеревается жениться на Джон, ошеломила его.

– А она знает? – спросил Куилл.

– Пока нет. Но она у меня в голове, понял? Как у тебя – мисс Галлоуэй. Я построил вокруг неё стену. Так что она теперь моя. И я собираюсь её вернуть. – И внезапно Мурдо как-то померк – его мстительный гнев превратился в простую печаль. Джон увели, а вместе с ней – великое множество любовно лелеемых надежд.

По возвращении в Среднюю Хижину Куиллиама не встретил град камней. Никто не прикрыл нос от вони его пороков. Хоть горело всего две пичуги-свечи, в Средней по сравнению с Нижней было приятно тепло: он просто стоял и наслаждался жаром на щеках.

– Откуда огонь, если трутницы нет? – спросил Куилл.

– Свезло на какое-то время, – ответил Донал Дон. – И Лаклан подсобил.

Сначала они поддерживали два пламени, поджигая от остатков одной сожжённой качурки фитиль следующей и одну держа горящей на всякий случай. Но в Среднюю раз за разом неизбежно врывался какой-нибудь дикий порыв ветра и, обшаривая её в поисках признаков жизни, задувал оба фонаря.

Тогда Лаклан сделал своей обязанностью взбираться к Верхней Хижине, заткнув за пояс две свечи-качурки с уже продетыми фитилями из конского волоса. Оказавшись там, он выклянчивал у «пастора» огонь и уносил горящие свечи вниз, прикрывая их собственной курткой.

– Прямо как Прометей, крадущий огонь с небес, – сказал мистер Фаррисс в стену.

Несмотря на все тяготы восхождения, были и другие мальчишки, мечтавшие занять место Лаклана.

Мурдо так отчаянно хотел спасти Джон, что тут же подорвал свои шансы.

– Позвольте мне пойти в следующий раз, мистер! – взмолился он. – Я достану трутницу, даже если мне придётся прикончить этого подлюгу!

Мистер Дон, долгие недели сдерживавший свой горячий норов, не собирался терпеть его проявлений среди мальчишек.

– Никуда ты не пойдёшь, мальчик. Сиди смирно и следи за языком.

– Как там, наверху? – спросил Юан Лаклана. – Там есть алтарь? Они молятся весь день?

Лаклан лишь пожал плечами.

– Он сам ко мне выходит. Мне в его нору нельзя.

Так что Юан продолжил воображать какое-то святилище и стал умолять, чтобы в следующий раз наверх отправили его. Он так горячо просился, будто восхождение к Верхней Хижине – это лестница прямиком в Рай. Очевидно, он скучал по «пастору», как ягнёнок скучает по своей матери. Но из-за этого Дон серьёзно засомневался, что Юан вернётся из Верхней Хижины, стоит ему туда уйти, так что он отмёл его предложение, настаивая, что только Лаклан может это делать.

– Он теперь Хранитель Огня, – пробормотал мистер Фаррисс и покосился на Куилла. Взгляд этот говорил, что на Стаке Воина ничего нельзя сохранить в секрете.

Когда Куилл спросил Донала Дона о его сломанной руке, тот лишь отмахнулся.

– А, срастётся, – был весь его ответ. – По крайней мере, плот готов.

И всё же с тех пор, как Куилл видел его в последний раз, лицо Дона покрылось незнакомыми морщинами – желобками, по которым будто стёк весь его оптимизм. Добавляя последние штрихи к своему плоту, он нечаянно наступил на комок водорослей и упал. Один удар о зазубренную поверхность Стака – и вот у него уже сломано предплечье и он не может в одиночку добраться до Хижины, не то что спустить на воду плот и управлять им.

Мистер Фаррисс беспрестанно проверял пульс Дона и цвет его ногтей, поправлял повязку из мешковины… Сбей он Дона с ног сам и сломай ему кости нарочно – и то не казался бы настолько снедаемым виной. Если бы он только был рядом, когда Дон поскользнулся! Он мог бы поймать его или соскрести водоросли!

Но мистер Дон был не из тех, кто упивается жалостью. Ему, как и Фарриссу, было прекрасно известно, что если рана начнёт гнить, он умрёт от гангрены. Он был вполне уверен, что даже если его рука заживёт, он больше уже не вырежет ни одной ложки, не починит ни одной лодки, не свяжет ни одного жилета. Только выбросив подобные мысли из головы, человек навроде Донала Дона мог выжить. Так что за то, что Фаррисс с ним так носится, он благодарен не был.