Росс Уэлфорд - Собака, которая спасла мир [litres]

Стоило бы догадаться.

– И-и-и, ужас, правда?

Я подпрыгиваю от испуга, услышав этот голос. Поднимаю голову и вижу Сасс Хеннесси – она взмахивает волосами, грузно усаживается рядом со мной и повторяет:

– Ужас .

– Что происходит? – спрашиваю я. Я имею представление, но мне хочется узнать, что известно Сасс.

– Эта та фигня с собачьим мором, а? Думают, что всё тут началось. И дальше будет только хуже.

– Откуда ты знаешь?

– Морис мне сказал.

Вот опять. «Морис». Но теперь мне всё равно.

– Ты говорила с викарием? Как?

– Я была там, когда приехали полиция и врачи. Нас всех выгнали. Наверное, чтобы мы не увидели, что они делают.

Я таращусь на Сасс. У неё на лице слегка самодовольное выражение. Будто она знает что-то, чего не знаю я. Она замечает мой озадаченный взгляд.

– Ты правда не врубаешься, а, Джорджи? Ты же знаешь, что там происходит, правда?

Я могу лишь бестолково помотать головой. Мне кажется, или Сасс наслаждается, когда рассказывает мне об этом? Может, ей просто нравится быть в курсе всего и передавать информацию дальше.

– Всех собак… – и она проводит пальцем по горлу. Я в ужасе.

– Они перерезают им глотки?

– Нет! Бестолочь. Конечно, нет. «Гуманное истребление», как они это называют. Усыпляют их. Эвтаназия. Летальная инъе…

– Хватит, хватит, Сасс. Я поняла. – Я тяжело дышу. Проходит несколько минут, прежде чем я снова могу говорить. – Всех?

– Ага. – И тут Сасс сверлит меня пристальным взглядом. – И всё потому что кто-то где-то наплевал на опасность перекрёстного заражения. Видимо, в Сент-Вуфе побывал кто-то, притащивший заразу из Китая, и…

– Я… прости, Сасс. Мне надо идти. – Мою голову переполняют мысли, и у меня чувство, будто меня сейчас вырвет.

Я ковыляю прочь. С ковыляния я перехожу на шаг, а потом на бег; я бегу и бегу к набережной, огибая гудящие машины, и велики, и кричащих «Эй, глаза разуй!» пешеходов, пока не оказываюсь на тропинке, ведущей к пляжу, и гляжу на парней, играющих в футбол, и людей, выгуливающих собак…

Я запыхалась и жадно глотаю царапающий мне горло воздух…

Это была я?

Я обшариваю память в поисках событий того дня, когда в приют приходила семья китайцев… обслюнявленный мячик Дадли… который я взяла из карантинной зоны… Подержала его… потом потрогала всех остальных собак… моя беспечность.

Моя беспечность!

И я думаю о собаках из Сент-Вуфа. О мистере Мэше, конечно, но ещё и о Салли-Энн, и Бене, и бедном уродце Дадли. Это всё моя вина?

Я вытираю с щеки огромную слезу, с усилием сглатываю и глубоко вдыхаю таким вдохом, когда ты говоришь себе «прекращай паниковать» и думаешь, что дальше будет чуточку лучше. И тут до меня доходит.

Когда я была в Куполе и смотрела на пляж, переместившись на неделю вперёд, я знала, что что-то не так, но никак не могла понять что.

Но теперь, кажется, понимаю.

Я пытаюсь мысленно вернуться ко дню в павильоне доктора Преториус – это было лишь вчера, но мне кажется, что прошло гораздо больше времени. Страницы в книге моей памяти всё ещё перемешаны, и я пытаюсь расставить их в правильном порядке, но стоит одной встать на место, как остальные разлетаются и опять путаются.

Я перешла дорогу, так?

Я посмотрела на пляж.

Что-то было неправильно.

Дело было в людях на пляже. С собаками. А точнее, в отсутствии людей на пляже с собаками. Вот что было не так.

В то время суток, в той части пляжа, в летний день? Тут обычно уйма собак. На одну половину пляжа собак летом приводить запрещено, так что они все толпятся на другой половине: гоняются за мячиками, бегают по мелководью, встряхиваются от воды, занимаются своими замечательными собачьими делами, за которые я их так люблю.

Но в будущем, в котором я побывала, собак не было.

Не знаю, сколько я так стою, таращась на песок, на людей, на собак, на море, пока в голове у меня крутятся мысли.

Наверное, это просто была ошибка в симуляции, говорю я себе. Может, она неспособна воспроизводить такие штуки? Может, компьютерная программа доктора Преториус просто не может создавать животных. Это логично, не так ли? Я отчаянно пытаюсь себя убедить, но у меня не очень-то получается.

Я вспоминаю гигантского скорпиона – это животное. И ещё кое-что: разговор прохожих. Что там они говорили?

«Я ему грю – прячь эту собаку, если посмеешь…»

Кто станет прятать собаку? И зачем?

А тот пёс на цепи, который вечно лает? Его там не было. Буквально никогда такого не бывало, чтобы я проходила мимо этого сада и не видела там пса.

По мне пробегает холодок, хоть я и вспотела от бега, а вечер тёплый. Я правда видела будущее? В голове у меня – сплошные сомнения, замешательство и провалы в памяти. Ещё совсем недавно я была вполне уверена, что доктор Преториус обманула нас с Рамзи – но теперь я сомневаюсь в этом .

Ко всему прочему, похоже, это из-за меня в Сент-Вуфе разразился собачий мор, который теперь ещё и распространяется.

А когда я думаю, что хуже быть уже не может, в кармане вибрирует телефон. Папа.

– Где ты? Ты в порядке? – Голос у него взбудораженный. – Джессика сказала, что ты едешь. На самом деле ей не стоило тебя оставлять. Я бы тебя забрал, если бы…

– Я еду. В смысле, ехала. Я… задержалась. Я была… я нормально, пап. Что случилось?

– Неважно. Возвращайся немедленно. Здесь полиция.

Ох, прекрасно .

Я спрыгиваю с прокатного велика, оставляю его в конце аллеи и иду к дому пешком, тяжело дыша после быстрой езды. В голове крутятся тревожные мысли. Головная боль полностью прошла, но у меня такое чувство, будто мой мозг заменили на вату, плюс облако беспокойства и грусти из-за собак в Сент-Вуфе.

Что я знаю, так это то, что должна спасти мистера Мэша. «Гуманное истребление». Я не могу этого допустить. Я пытаюсь позвонить Рамзи, но он не берёт трубку, и я вспоминаю, что он, наверное, всё ещё наказан.

Возле нашего дома стоит полицейская машина. На кухне, за одним концом стола, сидят папа и два полицейских, мужчина и женщина, они пьют чай и негромко переговариваются.

За другим концом стола сидят Рамзи и его тётушка Нуш. Она вроде как делает ему выговор, тихим разъярённым голосом. Я не понимаю, что она говорит, но походит на одну из тех выволочек, которая началась полчаса назад и так и не прекращалась. Указательный палец её правой руки очень занят: когда она не размахивает им перед носом Рамзи, она тычет им его в грудь, заставляя морщиться. Рамзи повесил голову, и мне его жалко.

Несколько секунд я стою на пороге, наблюдая. Никто не заметил, что я вошла.

– Здрасьте? – говорю я, и все оборачиваются и смотрят на меня. Я уже чувствую себя виноватой.