Росс Уэлфорд - Собака, которая спасла мир [litres]

Нам задают те же вопросы – и я чувствую себя точно так же, – что и в больнице.

«Как вы встретили доктора Преториус?»

«Что она вам говорила?»

«Что это была за 3D-игра?»

Мы отвечаем честно, хотя я вижу: теперь Рамзи стыдно, что его обманули. Вся история звучит просто нелепо, и это если даже не упоминать пляж, на котором не было собак.

Но Рамзи не говорит ничего про видео с лотерейными номерами Ньюкаслского Джекпота, которое он снял в павильоне. Я не понимаю почему, но тоже не упоминаю об этом.

Я могу лишь предположить, что Рамзи, как и я, по-прежнему верит – где-то в глубине души – что всё это может быть правдой. Я пытаюсь встретиться с ним взглядом – знаете, чтобы прикинуть, о чём он думает – но он постоянно смотрит вниз. Ещё и тётушка Нуш почти не сводит с меня глаз. Она наблюдает за мной на протяжении всего допроса, будто я беглая преступница, которая в любой момент может на неё напасть. Уверена, она считает, будто я плохо влияю на Рамзи. Два-три раза она качает головой и говорит:

– Он есть хороший мальчик. Рамзи есть хороший мальчик.

Я думаю: «Если он такой хороший мальчик, чего же вы так ужасно с ним обращаетесь?»

– Значит, скажи мне, Джорджина, как вы поддерживали связь с этой доктором Преториус? – спрашивает женщина-полицейский. – Например, у вас был номер её мобильного, или вы переписывались через мессенжер?

Мы с Рамзи мотаем головами.

– Она нам никогда не звонила. Мы просто… ну знаете, встречались с ней. Мы договаривались о следующей встрече и приходили.

– И у неё не было ваших контактных данных?

Мы опять мотаем головами.

Чистое безумие наших рассказов (которые не всегда совпадают из-за моих нечётких воспоминаний) приводит к тому, что минут через двадцать женщина-полицейский, задававшая большую часть вопросов, закрывает блокнот и выключает нагрудную видеокамеру. Она обращается к папе и тётушке Нуш.

– Дело в том, мистер Сантос, мисс Рахман, что очень трудно определить, было ли совершено преступление. У нас нет информации о проживающей в этом районе докторе Эмилии Преториус. Право аренды Испанского Города принадлежит закрытой акционерной компании, и на основании того, что мы сегодня услышали, нет достаточных доказательств, чтобы запрашивать ордер на обыск. Мы заезжали туда: там никого не было, по крайней мере никто нам не открыл.

Я вижу, что папу это не устраивает.

– Но моя дочь попала в больницу! Вы оставите это просто так?

Женщина-полицейский вздыхает:

– Как я уже сказала, сэр: нет весомых доказательств. Одни только словесные показания, а подростковая мигрень – вещь не такая уж нераспространённая. Нам бы очень хотелось допросить эту доктора Преториус, но пока что у нас нет оснований для ареста или взлома дверей. Мы однозначно будем начеку, но пока что мой тебе совет, Джорджина, и тебе, Рамзи: держитесь подальше от Испанского Города, и если опять увидите эту женщину, сообщайте нам. Как вам такое?

Мы с Рамзи киваем, с некоторым облегчением, но папа так легко сдаваться не собирается.

– Как нам такое? Не очень-то удовлетворительно, вот как, мэм. У меня…

Женщина-полицейский прерывает его.

– Простите, сэр. Последние новости лишь усугубляют ситуацию. Не знаю, в курсе ли вы, но у всех работников специальных служб по всей стране отменили отпуска на обозримое будущее. Эта ЭПП – собачий мор, как его называют – зарекомендовала себя как очень опасное заболевание.

Второй полицейский вклинивается:

– Мне пришлось отменить неделю отпуска в Бьюде. Супруга ох как недовольна.

Всё это я перевожу для себя так: «Простите, сэр, но у нас есть куда более важные дела, чем возиться с фантазиями двух ребятишек и какой-то вероятно безобидной разработчицы игр».

Когда полицейские собираются уходить, тётушка Нуш встаёт.

– Рамзи. Он есть хороший мальчик, – повторяет она.

Женщина-полицейский отвечает:

– Уверена, так оно и есть, мэм.

После того как они уходят, папа поворачивается к нам и говорит:

– Ну, считайте, что вам очень повезло, что не случилось ничего похуже.

Думаю, ему немного неуютно. В конце концов, за нашим кухонным столом по-прежнему сидит тётушка Нуш – с таким лицом, будто она только что лизнула лягушку. Может, она не поняла, что тут происходило, хотя Рамзи ей переводил.

В любом случае, папа не может устроить мне серьёзный выговор, пока Рамзи тут, и Рамзи он тоже не может выгнать, пока его тётушка тут, так что всё это немного неловко.

Потом Рамзи говорит:

– Мы, пожалуй, пойдём, – а его тётушка, подхватывая полы своей накидки, чтобы перешагнуть порог, смотрит на моего папу, кривит губы и говорит:

– Рамзи есть хороший мальчик. Она не есть.

Очевидно, она имеет в виду меня. И я думаю: «Ну спасибо большое, злюка – теперь у меня проблем выше крыши!» Рамзи пожимает плечами из-за тётушкиной спины, извиняясь, и приподнимает свой телефон. Одними губами он говорит мне: «Позже».

Дверь захлопывается, и я слышу, как тётушка Нуш снова набрасывается на Рамзи, стоит им отдалиться от дома. Папа поворачивается ко мне, сложив руки на груди. Потом говорит:

– Чёрт побери. Что за старая кошёлка!

И я чувствую такое облегчение, что просто падаю в его объятья и начинаю всхлипывать, а он крепко прижимает меня к себе. Я плачу из-за Дадли, и мистера Мэша, и всех собак, которые могут погибнуть, и людей тоже, но не только.

Я плачу и из-за самой себя. Плачу от вины за то, что наделала. Плачу, потому что это я во всём виновата, и если бы я могла вернуться и всё исправить, я бы так и сделала, но не могу.

Не знаю, сколько мы так стоим, я и папа, обнимая друг друга, пока я плачу, но потом я слышу, как пищит папин телефон. При звуке папиного голоса я поднимаю голову.

– Ага, ага, – говорит отец, читая сообщения. – В десять по телевизору будет объявление.

За его спиной в дверь вошла Джессика.

– Я так и думала. Заявление от правительства. – Потом она добавляет, будто не сразу вспомнив. – Ты в порядке, Джорджина?

Клем – который всё это время был наверху, в своей Подростковой Пещере – уже сидит в гостиной перед включённым телевизором.

Однако на экране не правительство. Там король.

Диктор сообщает:

– Сейчас с нами на прямой связи Балморал. Его Величество Король сделает заявление касательно усугубляющегося кризиса в связи с ЭПП.

Ни музыки, ни других вступительных слов.

Король одет в официальную одежду: твидовый пиджак, клетчатая рубашка, галстук. Он сидит за столом в роскошной комнате, обитой дубовыми панелями. За окном позади него раскинулись шотландские холмы. Он выглядит серьёзным и обеспокоенно хмурится, ещё даже не успев ничего сказать.

– Сегодня я обращаюсь к вам, находясь у себя дома, в Шотландии. Даже здесь, на Северо-Шотландском нагорье, невозможно скрыться от жуткой новости о распространяющейся по стране с пугающей скоростью болезни.