Мила Нокс - Игра в сумерках. Путешествие в Полночь. Война на восходе [сборник litres]

Вик ахнул, затем выдавил:

– Ни… ничего подобного…

– Ага, пошипи мне тут еще. – Мадам усмехнулась и снова зевнула. – Да не бойтесь, – протянула она лениво, – мои цветы вам ничего не сделают. Только не тревожьте их без цели, идите сюда аккуратненько. Поговорим.

Змеевик протестующе набычился. Теодор все пытался высмотреть говорящую, да и Санда тоже вытягивала шею. Шныряла озадаченно нюхала воздух.

– Ну? Мне что, еще сто лет ждать? Вам дверь хочется открыть или как? Вы же ищете замок, который не сыскать простым смертным, – разве нет? Думаете, я тут первый год, что ль, стою под ветрами и звездами, таращась в пустоту…

Незнакомка грустно усмехнулась.

– Все я знаю. И то, что ждет вас за дверью, знаю. Но так просто не пропущу. Вы должны мне разговор. Идите сюда. Ничего с вами не станется, клянусь… мм… панталонами Волшебного Кобзаря! – Она расхохоталась. – Ну же! От разговоров еще никто не умирал. По крайней мере, если вели их вежливо.

Теодор переглянулся со спутниками. На него будто во время глубокого сна кружку воды вылили: он стоял и ровным счетом ничего не понимал. Что за голос? Откуда он все знает? Что происходит вообще?

– Ну, – вздохнул он, – делать-то что-нибудь надо. Может, все-таки подойдем к двери?

Змеевик расширил ноздри и точь-в-точь стал похож на разъяренного полоза.

– Тебе не кажется, что клятва на Кобзаревых панталонах немного… ненадежна?

Мадам, услышав это, громко и раскатисто расхохоталась – казалось, обычный смех утроили эхом. Тео даже вжал голову в плечи.

– Ненадежна… – протянула она со странной интонацией. – Ненадежна… Вот как? Послушай меня, юнец. Меч твой ненадежен. Рука твоя ненадежна. Подгорное царство отца твоего – гранитное, мраморное, базальтовое – все ненадежным назову. Но только не панталоны Кобзаря.

Теодор сдвинул брови. «По-моему, это уже слишком. Она над нами что… смеется?»

– Впрочем, если вам так угодно, могу поклясться своими цветами. Если я хоть пальцем вас трону, пусть они засохнут на корню, хоть и вечные, как сама Полночь. Существующие столько, сколько длится Макабр, – нигде не сыскать таких, потому что растить Смерть-цветы умею лишь я одна. Ступайте сюда наконец, быть может, увидите их волшебство в действии…

Тео колебался. Вик уперся и ни за что не хотел идти. Шныряла протестующе залаяла, и Вик воткнул нож в землю, чтобы девушка смогла перекинуться. Едва поднявшись с тропы, Шныряла хрипло рявкнула:

– Вы совсем идиоты? Обойдите по кругу, посмотрите, кто за дверью!

И, схватившись за бок и побледнев, она осела на землю. Отмахнувшись от шагнувшего к ней Вика, девушка кивнула ему и Теодору, и они вдвоем отправились вокруг черной поляны. Мадам посмеивалась, отпуская в их сторону шуточки, и особенно ее забавлял Змеевик. Слыша, как она прохаживается насчет Вика, Тео даже покраснел.

Наконец они увидели дверь сбоку. Просто дверь в каркасе толщиной с человеческую руку, не больше. За ней – никого. Пустота. Двинулись дальше, но так никого и не заметили, разве что кто-то лежал среди цветов ничком.

– Что еще придумаете? – раздался грудной смех. – Ох, и повеселили вы меня. Последние гости не такие робкие были. Вообще не думали. Хотя, может, нечем было… Эй, вы, я принесла самую страшную клятву в мире, а они еще раздумывают! Если на то пошло – катитесь вы к Балауру. Не открою вам дверь. Будете здесь торчать, покуда комета не погаснет.

Санда испуганно ахнула.

– Знаете что! – возмутился Тео. – Это уже шантаж.

– А по-моему, – подала голос Шныряла, – ничего страшного. Ну, по крайней мере, я сама не пойму, какого лешего Вик повплетал в волосы эти дурацкие кольца.

Мадам добрую минуту прохаживалась насчет прически Вика, а уж когда с хихиканьем спросила, не боится ли тот, что невеста будет «слишком холодна» в брачную ночь, Змеевик и вовсе покраснел.

– Нет у принцев никаких невест! – выкрикнул он неожиданно. – Нету! Наше дело – охранять сердце земли, тайное волшебство гор! Что значат эти людские «радости», как вы их называете, по сравнению с вечной жизнью и счастьем, которое испытываешь, когда тебе открываются тайны и секреты земли, не ведомые никому, кроме змеев?

– Наследных змеев, – сухо поправила невидимка. – Которым ты не являешься.

Змеевик часто задышал, ноздри его снова раздулись:

– Пока что.

Шныряла бросила на Вика мрачный взгляд и спросила:

– А откуда вы знаете?

– Я знаю все, потому что я знаю Истину. И если не подойдете сейчас – дверь я вам открою, только если луна покатится вспять. Поняли?

Теодор и спутники переглянулись. Это были слова Кобзаря.

– А может, это…

– Голос женский, Тео.

– Ладно, – решительно сказал Теодор. – У нас правда нет выбора. Если мы будем раздумывать дальше, может получиться так, что дверь и правда не откроется. Кто его знает, что там за сторож. Судя по голосу, какая-то перепившая тетка. Не думаю, что мы вчетвером не справимся с ней. Так что…

Вик с неохотой кивнул, помог Шныряле подняться и повел ее по тропе. Санда жалась ближе к Теодору. Так, выставив перед собой оружие, они медленно и с опаской пошли мимо склонившихся по обе стороны от нимерицы черных цветов. От их разговоров и хохота незнакомки цветы попросыпались. Они поднимали головки, разворачивали лепестки, и лунный свет скользил по маленьким, с кулак ребенка, белым черепам. Когда Тео хорошенько присмотрелся, то понял, что это не настоящие черепа, как он подумал с перепугу, а просто узор на чашечках.

Клумба ожила. Цветы с интересом выглядывали друг из-за друга, рассматривая путников черными глазницами. Стараясь не касаться ни листьев, ни цветов, Вик и Шныряла медленно продвигались вперед к двери, затем шла Санда, а замыкал процессию Тео. Наконец они оказались на небольшой полянке, где цветов почти не росло, – здесь, у порога двери, рос и последний жалкий кустик нимерицы.

Прямо посреди пустоши, обдуваемая всеми ветрами мира, под раскинувшимся звездным небом стояла дверь. Просто дверная коробка, створка из темно-коричневого дерева, ручка-кольцо из тусклого желтого металла, возможно, латуни, которое поблескивало в лунном свете. Такие ручки можно было увидеть на старинных домах в Китиле. Кольцо обычно отливалось тяжелое, с небольшим утолщением, так что, поднимая и опуская его, можно было постучать в дверь – очень громко, не то что кулаком. Часто это кольцо держала металлическая пасть какого-нибудь фантастического существа.

Ручка этой двери находилась прямо посередине створки, вдетое в широкий нос с раздувшимися ноздрями, выступающий на металлической морде натуральной горгульи: заостренные кверху уши, сморщенный лоб, массивные брови, низко нависающие над глазами. Вся морда, потертая от времени и уродливая, выглядела насмешкой над женским лицом.