Мила Нокс - Игра в сумерках. Путешествие в Полночь. Война на восходе [сборник litres]

Вик тут же достал из кармана шестерку треф, взятую у Каталины Кастро, и они совместили эти две карты. Над Сигишоарой теперь появилось красное сердце. Змеевик провел пальцем на юг и постучал по картонке:

– Брашов.

Тео заглянул Санде через плечо, она почувствовала прикосновение его груди к своей спине и вздрогнула. Они стояли слишком близко.

– Значит, на юг… А что потом? Не будет ли целая сотня этих гробниц?

– Не-ет, – протянула Дама Червей, – в финал вышло не так уж много людей… Впрочем, отдаю должное Валету, – барышня приосанилась и ухмыльнулась, – все-таки вы прошли испытания… Значит, Госпожа выбрала именно вас…

Голос ее звучал мечтательно.

– А что случилось с игроками дальше? – спросила Санда.

Дама покачала головой:

– А дальше… что ж…

Барышня щелкнула пальцами, к друзьям размашистым шагом подошел еще один рыцарь и выставил свой зеркальный щит, в котором тут же появились движущиеся картины. Вот они, уже известные игроки: темноволосая и мрачная Каталина – невероятно красивая и печальная, Себастьян, следующий за ней повсюду, и блондин-священник. Они видели, как юноша – церковники звали его Фредериком Фармером – стоит на коленях в церкви изо дня в день, сосредоточенный на молитвах.

Своей целью Фредерик ставит искоренение нежителей: вместе с другими священниками ратует за то, чтобы наказывали тех, кто не верен Господу. А больше всего ему ненавистны те двое, что ворвались в храм, и он рыщет по всему городу, чтобы их найти. Ловит слухи, бродит по ночам, подбираясь к погосту. К нему подходит Кобзарь, юноша неистово крестится, а когда музыкант рассказывает тому о чем-то личном, передергивается. Вскоре Кобзарь играет странную, холодную и пугающую мелодию и уходит. Фредерик же остается сидеть на кладбище, глядя с высоты на город. Достает крест, целует распятие и тоже уходит – искать ключи.

Второй тур. Игроки отчаянно соревнуются за ключи. Каталина и Себастьян помогают друг другу – происшествие в церкви будто объединило их. Во время испытания Каталина попадает в лапы речному чудищу, которое охраняло ключ, и ее противником оказывается сам Фредерик. Молодого священника буквально трясет от ненависти, когда он видит, кто же его соперница. Чудовищный змей набрасывается на Каталину, девушка дает ему отпор, сражается изо всех сил и наконец-то вырывается из когтистых лап. Тогда змей хватает Фредерика. Он вопит в мощных зубах, молотит руками по воде, но вдруг воздух прорезает стрела и впивается в глаз чудовищу. С жалобным воем чудище уплывает. Фредерик хватается за плывущее по реке бревно и с трудом плывет к берегу. По лицу молодого священника струится кровь: щека разорвана в клочья.

Священник выбирается на берег и замирает: над ним стоит Каталина, на плече у нее висит лук. Фредерик смотрит на нее, захлебываясь собственной кровью, и не может поверить, что девушка его… спасла? Каталина перебрасывает за спину косы, бросает пару фраз, от которых лицо парня перекашивается, и исчезает.

Фредерик оказывается в больничной палате, водит дрожащим пальцем по строкам какой-то книги. Медленно закрывает книгу. Библия. Его лицо скрыто под повязкой, видны только губы, исцарапанный нос и один глаз. Священник встает и медленно подходит окну, скрежещет что-то, устремив взгляд единственного глаза на кладбище, что виднеется там, высоко на холме.

Третий тур.

Фредерик, уже с черной повязкой на глазу, открывает дверь в Полночь. В отдалении появляются Каталина и Себастьян, тоже с ключами, и на какой-то миг взгляды всех троих пересекаются – и глаз Фредерика вспыхивает еще более лютой злобой.

По юноше совсем не видно, что он хоть сколько-нибудь благодарен за спасение. Фредерик бросает Каталине:

– Te matar!

А затем шагает в дверь.

Дама Червей поясняла игрокам все, что происходило на их глазах, а они не могли оторваться от чужих воспоминаний и, казалось, болели всей душой за храбрую Каталину, которая таки сумела пройти все испытания и открыла дверь в Полночь…

– Фредерик… – пробормотала Санда. – Он что, так и не переменил своего решения? Ведь Каталина спасла его…

– Нет, – покачала головой Дама Червей, – такой уж был этот юноша. Его отец-француз прибыл с экспедицией в далекую Мексику, сошелся с местной девушкой, а после умер, оставив мексиканку с близнецами на руках. Фредерик – один из близнецов – решил стать священником и, как видите, хорошо справлялся со своими обязанностями, правда, был слишком зациклен на убийстве нежителей.

– Прямо как Вангели… Зачем он отправился в Полночь?

– Хотел добыть там оружие против своих врагов.

Санда покачала головой:

– Но Вангели так и не вынес ничего… ведь правда? Значит, Фармеру тоже не удалось ничего раздобыть? Надеюсь, что так!

Дама Червей постучала пальцем по подбородку, сложив губы сердечком:

– Вам нужно кое-что понять из того, как поступали ваши предшественники… и тогда, быть может, вы узнаете, как открыть сам Алтарь.

– Он в конце концов был открыт?

– Да, – кивнула Дама. – Был открыт, раз этот мир все еще на месте…

Вдруг снаружи церкви прогудел горн. Теодор оторвал глаза от зеркального щита, встрепенулся и бросился к зарешеченному окошку. Тревожное молчание разорвал его крик, сорвавшийся в хрип:

– ОНИ НАШЛИ НАС!

На долгое-долгое мгновение ступни Теодора приросли к многовековому полу крипты. Он глядел в крохотное зарешеченное оконце, спрятавшееся в ступенчатом углублении толстых церковных стен. Его взгляду открывался кусочек кладбища: деревья, синеватые в лунном свете, листья которых перебирал ветер, белые лунные лучи, косо ложащиеся на тропинку и надгробия, и еще – мелькание черных фигур. Казалось, за окном мечется стая воронов. Прямоугольник оконца сокрыла тень, свет померк – будто крыло махнуло, и в этом промельке Теодору почудилось…

За шиворот будто выплеснули лохань с ледяной водой.

Он вдохнул ночной воздух, вливавшийся сквозь разбитое стекло в крипту. Ветер дышал могильным холодом. И вдруг… по кладбищу разнесся долгий, жуткий вой – так, вероятно, кричит душа, прежде чем ее затащат в ад: столь сильна была ненависть в этом лютом завывании, что, казалось, нет места во всем мире, где бы этот вопль не был слышен; и хотелось исчезнуть, лишь бы это нечто – дикое, лютое, яростное – не сыскало тебя.

Ибо оно – сама смерть.

Теодор обернулся к спутникам:

– Они нашли нас!

Глаза Вика сверкнули в полумраке яростно-зеленым, он молча выхватил длинный сияющий меч. Вой прокатился по холму вновь, к нему примешался долгий гул охотничьего рога, лязг оружия и вскрики – кричали совсем рядом, у подножия церкви.

Змеевик метнулся вверх по лестнице, тяжело забухав сапогами, распахнул деревянную дверь и высунул голову в проем. Теодор бросился следом и замер за спиной Вика, заглядывая тому через плечо. Внутри церковь была красива и печальна: высокие колонны поддерживали готические своды, сквозь стрельчатые окна белый свет проливался на хоры и позолоченный алтарь. Стекла задребезжали и зазвенели, будто в них ударил ветер, и по кладбищу снова пронесся лютый вой.