Мила Нокс - Игра в сумерках. Путешествие в Полночь. Война на восходе [сборник litres]

«И это с ним я должна сыграть?» – Санда отступила. Раду взмахнул рукой, и за его спиной встал темный силуэт.

– Меня всегда бесило, Санда, что я родился таким никчемным! Что никто меня не любил, даже родная мать! Что твой отец меня презирал, ведь я бедняк и тебе, дочери начальника полиции, не ровня! Бесило, что мне приходилось прислуживать богачам и выносить помои! Зачем я родился таким?!

Санда попятилась и вдруг услышала другой голос за спиной – тот, что не слышала много лет.

– Боже, ты такая наивная…

В другом зеркале стоял юноша в форме гимназиста и глядел на девушку красивыми насмешливыми глазами.

– Думала, я буду дружить с тобой просто так? Ходить за ручку, пока нам не стукнет восемнадцать? Санда, какой же ты ребенок… – Он цокнул языком. – Извини, но твоя соседка по парте куда сговорчивее.

Девушка подпрыгнула и сжала кулаки. Так и хотелось дать пощечину ему – ему! Тому, кто разбил ее сердце! Она содрогнулась от ненависти.

И вдруг…

Этот голос… Санда вздрогнула и чуть не бросилась прочь. Немного поодаль стояло еще одно крупное зеркало, где сидела женщина – босая, в длинной белой робе и с распущенными темными, давно не чесанными волосами, и, сложив руки на груди, баюкала пустоту. Подняв налитые кровью глаза, она бросила на Санду строгий взгляд:

– Почему не в кровати, Санда?

Девушка попятилась. Страх вперемешку с ненавистью, злостью, отвращением всколыхнулись в самой глубине души.

– Ах ты, непослушная девчонка! Ну, ничего… Я заставлю тебя уснуть!

И женщина продолжила петь нестройным болезненным голосом:

Санда сделала шаг-другой назад, но вдруг почувствовала невероятную усталость. Ноги подогнулись, в глазах все затуманилось, и девушка осела на пол, думая только об одном: сейчас бы вздремнуть… Хоть немного… Она так долго путешествовала, прошла столько дорог… Пора бы отдохнуть и ей…

Веки Санды опустились, налитые тяжестью, и она провалилась в сон.

Что-то было не так. Санда падала в пустоту. Девушка вздрогнула, подняла голову и поняла, что лежит на полу в странном помещении: стены сверкали и сияли, переливались на свету – казалось, она попала внутрь драгоценного камня. Совсем рядом стоял зеркальный стол, а по ту сторону, сложив руки на столешнице, сидела… ее мать.

Санду пронзил настоящий ужас, она подскочила и попятилась, но наткнулась спиной на что-то твердое. Обернувшись, она увидела зеркало – самое обычное зеркало, в котором отражался зал, полный зеркал, и там, в проходе между зеркалами, лежала… Сомнений быть не могло. Лежала она сама.

– Сюда, – позвала мать, и девушка вздрогнула. – Сюда!

Ничего не оставалось, как только подойти на подгибающихся ногах к столику. Мать смотрела исподлобья – мрачно, тяжело и жутко, так что спина Санды заледенела от противных мурашек, накатывающих волна за волной. Она не видела мать давно и всегда представляла ее именно такой – с безумным взглядом, всклокоченными патлами.

Посередине зеркального стола высились большие песочные часы, внутри которых краснели сверкающие камни, и лежала колода карт с красно-зеленой рубашкой. «В стихе говорилось, нужно сыграть с тем, кто тебе ненавистен… Боже, не могу поверить, что Любовь придумала такие безумные и страшные задания! Да она не лучше Смерти!»

Мать тем временем стала тасовать карты синими дрожащими руками.

– Как у тебя дела, детка?

Санда поежилась.

– Х-хорошо…

Мать улыбнулась, но взгляд ее оставался безумным.

– Ты здорова?

– Д-да…

Мать раздала по шесть карт каждому, но, когда Санда потянулась к своим, вдруг перехватила ее руку, и девушка вскрикнула от холодного, влажного прикосновения. Мать цепко держала ее за запястье.

– С-сначала козырь, – прошептала она и разжала пальцы.

Медленно, очень медленно Санда вытащила из колоды карту и, перевернув ее, обнаружила червовую даму. Совпадение? И вдруг… Изображение на карте ей подмигнуло. Санда с удивлением уставилась на Даму Червей, принявшуюся обмахиваться веером. Из карты донесся тоненький голосок:

– Правила таковы: всякий раз, если ты не сможешь отбить карты и будешь вынуждена их принять, я задаю вопрос. Ответишь верно – игра продолжится. А нет – проиграешь.

– И… и что будет, если я проиграю?

– Домой пойдешь, – хихикнула Дама. – Ну, или останешься здесь – путешествовать по зеркалам очень весело!

«Нет уж, спасибо…» Девушка поежилась.

Игра началась. Синеватые руки матери пододвигали к Санде карты, и она, пытаясь вспомнить все уловки игры в дурака, отбивала одну за другой. Наконец мать подкинула ей пикового короля, а Санда в прошлый ход выложила последний козырь, чтобы отбиться. Она замялась, на лбу выступил пот.

– Ну что, будешь принимать?

– Д-да…

– Тогда вопрос! У тебя будет минута, чтобы ответить!

«Это же второй Макабр! – воскликнула про себя Санда. – Что они творят?!» Но Червовая Дама не дала ей времени на размышления, пропев загадку:

Часы перевернулись, и на донышко со звоном посыпались камни – Санда метнула на них взгляд и увидела, что каждый камушек, проскальзывающий в узкое отверстие, – красное сердечко.

– Ну!

Санда округлила глаза. Сердечки все падали и падали, ускоряясь, а собственное сердце лишь гулко отстукивало в груди, отдаваясь в ушах. «Они правда меня отпустят? – засомневалась девушка. – Или… Стоп! Прекрати думать об этом! Размышляй над загадкой – ты уже проходила такое в Макабре! Ну, давай же!»

Санда уставилась в зеркальный стол и вдруг увидела там движущиеся картины. Сначала она подумала, что ей почудилось, ведь это было их путешествие в Полночь. Вот четверка друзей продирается через темные, опасные леса. Вот Санда крадется к пещере, трясясь от страха: ей не хочется, но Теодор… Она должна ему помочь! Нельзя же бросать его, ведь парень спас ее от спиридушей, значит, она в долгу! Вдруг девушка видит ужасных птенцов, но Теодор хватает ее на руки и вытаскивает из логова ужасной майастры. «Тот, кого ты спас сегодня, завтра спасет тебя».

«Дорогу, смерть и плен…»

Вот они со Шнырялой, прежде ненавидевшие друг друга, плачут и скулят в клетке кэпкэунов. А потом мирятся и вместе придумывают план побега.

– Скорее! – пропищала Дама.

Санда, вздрогнув, оторвала взгляд от стола.

– «Он старый стоит новых двух», – выдохнула она. – Я знаю. Это друг!