Мила Нокс - Игра в сумерках. Путешествие в Полночь. Война на восходе [сборник litres]

– Вот и возвращайся! – вспыхнула дамочка. – Забыл, что ли, зачем нас сюда поставили? Давай-давай!

Она пихнула голову с короной обратно за шторы.

– Ну хоть один поцелуй!

– Тебе сотни было мало?

– Ну… – задумчиво проворковал кавалер. – Вообще-то да.

Дамочка закатила глаза.

– Всегда с ним так! Но что поделаешь – какие у него глаза… Ах… Знаю, что он повеса, и всякий раз говорю себе: «Ты же Дама Червей! Не должна ему такого позволять!» Но при взгляде этих глаз сразу все забываю.

Дамочка выплыла к ним навстречу, обмахивая декольте веером. В другой руке она держала красную розу и то и дело наклоняла хорошенькую головку, чтобы понюхать цветок.

– Вы… Дама Червей? – наконец-то сумел выдавить из себя Теодор.

Барышня подмигнула:

– Да, мой милый.

Тео густо покраснел, и даже в свете факела Санда увидела, как его уши приобретают отчаянно-малиновый оттенок.

– А какие у вас характеристики? – не сдалась Санда. Она-то помнила, как Валет смутился, прочитав свои недостатки.

Дама выхватила откуда-то из-за спины пергамент и сладко замурлыкала:

– «Червовая дама привлекательна, доброжелательна и наделена природным обаянием! Сердце ее безгранично: она дарит любовь всем, кого встречает на своем пути!» – Дама подмигнула Теодору, а после – Змеевику. Парней будто половником по затылку огрели – вид у них был ошарашенный: глаза круглые, рты приоткрыты. Казалось, еще чуть-чуть, и оба бросятся к зеркалу, отпихивая друг друга.

– А недостатки? – грозно спросила Санда.

– «Даме не следует потворствовать своим низменным интересам, иначе она становится легкомыс…» – Дама запнулась. – Ой, пергамент здесь обгорел! Ума не приложу, кто же это сделал!

И она отшвырнула свиток в сторону.

– Ага, как же… – пробурчала Санда. – Небось сама и сожгла.

– Так-так-так, мои милые. – Дама достала увеличительное стекло в форме сердца и принялась разглядывать их с той стороны зеркала. – Ой… – Ее улыбка угасла. – Ах-ах… Какой ужас… Какой кошмар-то!

– Чего такое? – хмыкнула Шныряла. – Блоху увидела?

Дама поджала губы.

– Извините, миленькие, вам хода нет. И как вас Валет-то пропустил? Ваши сердца… сколько в них тьмы и холода! – Она содрогнулась и натянула на плечи меховую накидку (но таким образом, чтобы оставить открытым вырез). – Не могу вас пропустить!

– Эй, ты! – насупилась Шныряла. – Мы знаешь сколько проехали, чтобы сюда добраться? Впускай нас или пожалеешь! Валет сказал, ваша Госпожа нас выбрала!

Дамочка поджала губы.

– Ладно… Но только вам придется пройти испытание.

Она на миг задумалась и вдруг пропела:

– Че-е-е? – осклабилась Дика. – Снова эти «сыграй со мной в игру»? Вам, стекляшкам, делать нечего, как только друг с другом зажиматься и с людьми играть?

– Если вы хотите попасть в гробницу игрока Макабра, вам придется доказать, что вы достойны быть Стражами самой Любви! Если вы согласны, то… идите сюда!

– Я согласен! – выпалил Тео.

– Я тоже! – вырвалось из груди Змеевика.

И они сиганули к зеркалу. Но Шныряла была начеку: мигом ухватила обоих парней за одежду и дернула на себя.

– Стоять! У меня тут пара слов этой стекляшке. Последи за ними, – бросила она Санде.

Санда встала на пути у Тео и Вика. Те, кажется, были околдованы Дамой Червей по самые уши – по крайней мере, уши их стали такого же цвета, как дамочкина помада. Девушка услышала за спиной:

– Только тронь его – нос откушу. Поняла?

– Пфи! Какая бескультурщина!

– Даже не представляешь какая. Я тебя предупредила. И декольте свое прикрой!

– C’est scandaleux! Вы ничего не смыслите в la mode!

– Ага, ля мод, хватит языком чесать! Санда, пошли! А эти оболтусы – следом. Двигайся, толстуха.

Дама оскорбилась и, перекинув русые волосы через плечо, махнула розой и двинулась внутрь зеркала.

– Эй, а оно исчезать-то будет?

– И так пройдете!

– Ну, хорошо! – прорычала Шныряла.

Она дотронулась до зеркала, и ее рука прошла насквозь. Девушка фыркнула, перешагнула порог и исчезла. Санда последовала ее примеру.

Ощущение было странное – будто проходишь сквозь завесу холодного водопада. Когда Санда оказалась по ту сторону зеркала, то увидела большой зал, также полный зеркал и очень похожий на первый.

Ни Дамы, ни друзей. Она попыталась вернуться, но зеркало не пустило. «Вот дела… – подумала девушка. – И где же все?» Подняв лампу, она спустилась по лестнице, освещая по пути зеркала. Когда Санда подошла к одному из самых больших, то оно начало рябить и туманиться, и сквозь полумрак проступило знакомое лицо.

– Папа?

Симион Стан – седой мужчина с бакенбардами и теплыми карими глазами – глядел на свою дочь и улыбался.

– Здравствуй, Санда.

– Папа!

Симион Стан протянул ей руку, и сердце радостно подпрыгнуло – девушка соскучилась по отцу так соскучилась! Несмотря на то что он постоянно пропадал на службе и они редко виделись, Санда плакала по ночам, когда он пропал. А теперь…

– Дурочка, – донесся откуда-то недовольный женский голос, – я же сказала: «того, кто тебе ненавистен».

Санда разочарованно отступила. «Прости, пап…» Симион Стан грустно глянул в ответ и, покачав головой, ушел обратно внутрь зеркала. Санда все смотрела ему вслед. Вдруг ее позвал другой голос:

– Пташка!

Санда, вздрогнув, обернулась. Позади нее стоял Раду – тот, прежний, – брюнет с глазами, полными искр и веселья. И он до мурашек был похож на Теодора – на лучшую, радостную версию Тео. «Тот, кто тебе ненавистен». Санда снова покачала головой. Тогда Раду обиженно надул губы и вдруг… внешность его начала меняться: глаза покраснели, а волосы выцвели до снежно-белых, и вот перед ней стоял нежитель Ворона, в вороте разорванной рубахи которого виднелся черный месяц, знак раба Смерти. Что-то было в нем иное. Словно то дурное, что таилось в прежнем Раду, после смерти утроилось – задор во взгляде превратился в дерзость, улыбка – в ухмылку.

– Ненавидишь меня? – каркнул Ворона. – И правильно делаешь. Знаешь, зачем я вернулся нежителем? Какая у меня цель? Знаешь?

Санда поежилась от отвращения. Что-то не так стало с Раду, когда он вернулся Вороной, она почувствовала это еще в Полуночи. Ее друг стал… другим. Напористым. Эгоистичным. Злобным.

– Я вернулся за тобой, Пташка.

Девушка вздрогнула. Красные глаза сверкнули угольками.

– Ты всегда обрывала меня, когда я хотел сказать тебе о том, что чувствую. Но теперь я скажу. Этот черный упырь мне не помешает. – Раду сплюнул. – Чего он возле тебя ошивается? Кто он тебе?