Мила Нокс - Игра в сумерках. Путешествие в Полночь. Война на восходе [сборник litres]

Голос нежителя сорвался. Теодор развернулся и уставился на парня, который заламывал руки, а из его багровых, темных глаз по лицу струились слезы.

– Прости… Я совершил ошибку… Я не знал… Он просто пришел и сказал, что хочет поговорить, а потом… Эти четки…

У меня в голове словно помутилось. Не знаю, не понимаю, как это произошло!

Голос его сорвался на крик, и он захлебнулся плачем.

– Что… о чем ты? Что случилось?

Раду замотал головой, стиснул виски руками и попятился. Вдруг за его спиной в просвете ветвей показалась темная высокая фигура. Увидев тень, Санда вскрикнула и дернулась назад, к Тео, но и сам Теодор замер – не в силах пошевелиться, он словно в кошмарном черно-белом сне глядел на сгусток темноты, пришедший из того мира, – и мало-помалу его охватывал уже знакомый ужас, из-за которого тело переставало подчиняться.

– Прости… Прости… – рыдал Раду. – Я не хотел… Не хотел вас предавать… Только не тебя!

Он широко распахнул глаза, и Санда вскрикнула – взгляд Раду был безумен. Глазные яблоки вращались, Ворона закрыл рот рукой и стал давиться слезами. Тень за его спиной качнулась к друзьям, вытянув перед собой длинные дымчатые руки.

– Раду! – Санда бросилась к юноше, но Теодор перехватил ее и прижал к себе. – Раду! Раду!

Тень встала за спиной юноши, выпрямившись во весь рост – будто черная колонна, высился ее дымный силуэт, и черные руки легли на белые вздрагивающие плечи.

– Нет! Она же убьет его!

– Санда, – дрожащим голосом выдавил Тео. – Санда… это его тень.

– Чт… что? – всхлипнула девушка.

– Скорее. Уходим, – осторожно проговорил Тео.

Раду что-то бормотал, глядя на свои исцарапанные запястья. Вдруг тень склонилась и что-то шепнула ему, Ворона задрожал и захныкал, затем вскинул голову. Его взгляд нашел Теодора – и взгляд этот не сулил ничего хорошего.

– Ты… – прорычал Ворона. – Все из-за тебя. Это ты – нелюдимец, не я!

И Раду двинулся к ним, переставляя тощие босые ноги. Тишину леса разорвал громкий хлопок. Раду отшатнулся. Еще один хлопок.

Санда заверещала. Ворона медленно поднял руку и, словно не веря, провел ладонью по животу. На белой истерзанной рубахе расплывалось два красных пятна. Нежитель застонал и повалился навзничь.

Тень за его спиной судорожно дернулась, пронеслась над поляной темным облаком и сгинула. Тео и Санда пригнулись, а когда мрак развеялся, девушка бросилась к Вороне, и Теодор не смог ее удержать. Он обернулся: на краю поляны под елью стояла высокая черная фигура. Лунный луч блеснул на револьвере. Взгляды Тео и Вангели пересеклись на миг – и такая ненависть полыхнула в черных глазах, что Теодор задохнулся.

Санда плакала, что-то кричала и звала Раду, сжимая его белую руку. Теодор, преодолевая дрожь, шагнул и услышал прерывистый хрип Раду:

– Бе… белый… армия… собрал… больше… тюрь… тюрьмы… нелюди… мцы…

Тео упал на колени рядом с Вороной: лицо юноши стремительно синело, на лбу и шее вспухли жилы, он задыхался. При каждом слове из раны толчками выплескивалась кровь. Санда держала его за руку, ничего, вероятно, не слыша, только бормотала:

– Раду… Раду…

– Пришел… сказать… нападет… Алба… Алба… Ю…

Раду дернулся, захрипел и наконец-то застыл. Его распахнутые глаза смотрели в небо, на бегущие там белые облака, но уже их не видели. Сердце в груди Тео тяжело бухало, словно ведро в колодце: сорвалось и падало куда-то вниз, вниз…

На выстрелы прибежали Охотники, засуетились, зарыскали по лесу. Где-то вдали гудел взволнованный басок старшего Урсу, ему отвечал холодный стальной голос Вангели. Наконец пришел Вик и попытался оттащить Санду от мертвеца, но та ни в какую не хотела его оставлять.

Не говоря ни слова, Змеевик дернул Тео за рукав. Теодор наклонился и, обхватив тонкие плечи Санды, потянул ее к себе. Девушка размазывала слезы по лицу, упершись рукой ему в грудь, требовала отпустить ее, но Тео повел ее прочь.

День прошел как в тумане. Все слилось в долгую пелену мглы, окутавшей Теодора коконом. Растерянный Раду, который пришел к ним предупредить об опасности. Могильный холод тени, обнимающей новоявленного нелюдимца. Кровь, расплывающаяся по животу Вороны. Крики. И наконец беспощадный взгляд Вангели. Мэр принял решение молниеносно. Застрелил парня. Так легко и быстро, как Тео не смог бы застрелить даже больную, умирающую собаку. В глазах мэра не было сомнения. Сожаления. Ничего. Только холод и уверенность в решении, которое он принял.

Теодор укутал Санду одеялами, дав ей хорошенько выплакаться. Она не видела, как Охотники рыли могилу там, под ежевичником, как положили в нее Раду. Девушка прорыдала весь день, накрывшись с головой, и Теодор лишь время от времени подавал ей кружки с ароматным горячим чаем, и она, икая, выпивала все до дна. Он бы сам хотел впасть в оцепенение, но не смог, потому что должен был позаботиться о ней.

Наконец, выплакавшись, Санда свернулась калачиком у него под боком и уснула. Теодор отогнул край одеяла, чтобы ей легче дышалось, и посмотрел на осунувшееся, бледное лицо. Веки опухли от слез, веснушки побледнели. Тео не сдержался и провел рукой по вихрастой макушке, коснулся пальцами щеки. Санда не проснулась.

Тео какое-то время обдумывал предсмертные слова Раду, потом пошел к Вику и все рассказал. Змеевик устало поворошил палкой в углях костра.

– Что он имел в виду, Вик? Насчет тюрем?

– Прибыл гонец из Брашова. Снова напали на тюрьму, Тео. Еще когда мы уезжали из Сигишоары, я получил известие, что в одном из злачных мест произошла настоящая бойня. Полицейские посчитали, что местные преступники устроили разборку и поубивали друг друга. Но факты говорят о другом…

– Мне кажется… – выдохнул Теодор. – Мне почему-то кажется… что Йонва с помощью четок обращает в нелюдимцев. Вот как обратил Ворону.

Вик тяжело задышал, уставившись на Тео. Не хотелось верить, что Белый Слепец может обратить любого человека в подобную тварь…

– Но если это действительно так, – продолжил размышлять Тео, – зачем же он собирал нелюдимцев по всей Трансильвании? Наверное, Йонва все-таки не может просто так помахать своими четками перед носом и обратить всех в тварей. Он ведь нас не обратил.

– Не обратил, – согласился Вик. – Но был очень к этому близок…

– Ты о чем?

Вик нахмурился, в задумчивости покусывая губу.

– Причина, по которой возникают нелюдимцы, – ненависть. Они возвращаются, чтобы мстить людям. Когда мы спасли Йонву, он мгновенно настроил нас друг против друга. Подсаживался к каждому, говорил о неприятном, будто специально разжигая в нас огонь ненависти… И под конец разжег. Видимо, больше всего досталось Вороне, и в итоге Йонва смог обратить его до конца… Ведь нежителю стать нелюдимцем гораздо проще!