Игорь Куберский - Я был динозавром

Птеродактиль летел над рекой прямо к своему гнезду — там он разорвет меня на кусочки и раздаст своим мерзким птеродактилятам, пра-пра-пра-пра- (и так далее) внук которых, видимо, и ущипнул меня в сыром подвале нашего дома.

Времени для размышлений не было — пока под нами вода, я еще могу спастись. Я, хоть и не без труда, расстегнул пуговицы и выскользнул из куртки, как змея из старой кожи, только гораздо быстрее.

До воды было метров пять, но я вошел в нее без лишнего плеска — солдатиком. Так мы с мальчишками ныряли с моста. Вода сомкнулась над моей головой, а когда я вынырнул — над рекой, громко крича, кружил птеродактиль. Голос у него был, как у трубы.

Заметив меня, он щелкнул длинным клювом, а скорее пастью размером с байдарку-одиночку, и стал опускаться. В когтях у него болталась моя куртка, как будто он хотел мне ее вернуть. Лучше бы летел восвояси.

Я уже стал прощаться с жизнью и забормотал молитву, впрочем, без всякой надежды, что Бог поможет, потому что до рождения Христа оставалось еще примерно сто миллионов лет. А если человек создан по образу и подобию Бога, то, стало быть, до человека и Бог был вроде животного, ну, как в Древнем Египте какой-нибудь Анубис, и как ему молиться, я не знал.

И все-таки Бог явился — в лице другого птеродактиля, который, тоже заприметив меня, изо всех сил спешил к лакомой добыче. Как будто не могли найти что-нибудь более подходящее, из своей эры. Он был дальше, чем первый птеродактиль, но, видимо, крупнее и сильнее, потому что еще издали трубил о своих правах на меня.

Однако первый птеродактиль оказался неробкого десятка, и они схватились прямо над моей головой. Я нырнул, а когда вынырнул — метрах в пятидесяти от меня на воде шел страшный бой: коричневые крылья метались, как оборванные паруса двух пиратских кораблей, а клювы били друг друга, как два огромных меча. В небо, под вой, стон и клекот, взлетали фонтаны брызг…

Трудно было поверить, что весь этот сыр-бор из-за меня. Я так и не узнал, кто победил. Наверно, никто, потому что за мной ни один из них так и не прилетел. Или оба пошли ко дну, или просто забыли, из-за чего подрались. Ведь у них совсем мало мозгового вещества.

Если бы на этом мои злоключения закончились, то можно было бы сказать, что я отделался легким испугом. Увы, самое страшное было еще впереди. Если бы я знал, что меня ждет, то заранее умер бы от страха. Но я ничего не знал, и быстрое течение, которому я помогал руками и ногами, несло меня неведомо куда.

Течение все набирало скорость, и вдруг я почувствовал, что это не к добру. Далеко вперед я стал различать какой-то ровный грохот, с каждой секундой он становился все грознее, и я понял, что там водопад.

О том, чтобы пробиться к берегу, не могло быть и речи. Что-то садануло меня в бок — толстая ветка, и сам не зная почему, я ухватился за нее. Так утопающий хватается за соломинку. Ветка оказалась целым деревом — его притопленный ствол ходил ходуном под моими ногами и дрожал, словно от напряжения. Теперь и сам я задрожал как осиновый лист. Эта торчащая из воды ветка помогала мне удерживаться на поверхности, но дела мои были плохи.

Все вокруг бурлило и клокотало. Мимо проплыло какое-то животное, я успел разглядеть только серую облезлую спину, и не мог определить, к какому виду оно относится. Но будь это, скажем, лось или корова, и я бы решил, что течение снесло меня в мое время.

Рев водопада перекрыл все остальные звуки, и впереди, в пелене вставших в полнеба брызг, я увидел радугу. Это было мое последнее впечатление о мире, который остался там, наверху, куда я больше не вернулся. В следующий момент мы уже обрушились с огромной скалы — я и дерево. Видимо, мне свело мышцы рук, потому что я до удара о камни так и не выпустил ветку. Вернее, удар приняло на себя дерево — меня же, как я потом попытался объяснить себе чудо своего спасения, спружинившая ветка выбросила, как из пращи, дальше, и, пролетев в воздухе, я бултыхнулся в глубокую ванну, выбитую в каменном ложе водопадом нижнего каскада.

Я не помню, как из нее выбрался, потому что и ванну эту, и водопад из трех каскадов я впервые увидел лишь несколько дней спустя. Почему я уверен, что миновало несколько дней, а не часов? Потому что я помню светлое время и темное время, смену тьмы и света, которая происходила не раз и не два. Но где я был все это время, знаю точно — в пещере саблезубого тигра.

Вернее, это была тигрица, принявшая меня за своего детеныша. Видимо, накануне она потеряла своего новорожденного тигренка — в сосцах у нее было молоко. Оно и спасло мне жизнь. По ночам она ложилась со мной рядом и согревала меня. И еще вылизывала, как кошка котенка. Не скажу, что мне это нравилось — язык у нее был, как щетка, а на мне, кроме штанов, ничего не было. Но я притворялся ее младенцем и терпел этот массаж. Однако я очень боялся, что она разоблачит меня как самозванца и съест. Еще я боялся, что, того гляди, явится саблезубый папочка, и тогда мне точно крышка. Надо было бежать, а я едва передвигал ноги.

Пока тигрица пропадала на охоте, я изучал пещеру. В дальнем ее конце я обнаружил груду костей. Мне совсем не хотелось пополнить ее своими.

На третий или четвертый день к нам явился страшный гость. Я был один, когда чья-то большая тень перекрыла свет, падающий в пещеру. Я думал, что это тигрица, и притворился спящим, но от дикого вопля подскочил, как каучуковый мячик. На меня, выставив короткие передние лапы, не спеша двигался хищный динозавр. Судя по его огромным челюстям, оснащенными кинжалами зубов, это был тираннозавр собственной персоной. Похоже, этот зверюга был здесь не впервой и уже глотал слюну в предвкушении очередного лакомства.

За минувшие дни я не раз думал о своем положении и пришел к окончательному выводу, что бояться не имею права. Страх — это для меня смерть. Еще я пришел к выводу, что поскольку нахожусь на конце эволюционной цепочки, а мои нынешние прародичи лишь в ее начале или где-то посередке, то должен намного превосходить их — не силой, конечно, но интеллектом.

Не скрою, мысль, что я умней их, здорово укрепляла дух.

Я отбежал к груде костей и бросил самую большую кость тираннозавру. Он, как собака, на лету поймал ее своей огромной зубастой пастью и проглотил, даже не распробовав. Вторая кость хрустнула у него на зубах, и динозавр нехотя отправил ее в глотку, но на третью кость он не позарился, только сердито рыкнул и, отшвырнув ее короткой лапой, как вратарь шайбу, пошел на меня, тяжело стуча о землю огромным хвостом с шипами.

Увы, он оказался гораздо умней, чем можно было ожидать. Если бы я умел, как таракан, бегать по потолку, я был бы уже там. Но я оставался внизу, на земляном полу пещеры, и на меня грозно надвигалась смерть. Она была совершенно отвратительной, и я пожалел, что не погиб раньше — от кого-нибудь хотя бы немного посимпатичней. Даже птеродактиль показался бы красавцем рядом с этим уродом.