Финн Сеттерхольм - Тайна Лидии [litres]

– Я тебя здесь раньше не видел, – сказал старик. – Что ты тут делаешь, а, мальчик?

– Я не мальчик, – тихо возразила Лидия.

– Говори громче, я не слышу!

– Я не мальчик!

– Неужели девочка? – рассмеялся старик. – А почему одета как мальчик? Да и для мальчика одежда странная. А уж для девочки и подавно.

Лидия не нашлась что ответить.

– Ладно, девочка, что ты здесь делаешь?

– Если бы я знала, – печально ответила Лидия. – Я даже не знаю, где это – здесь.

– Ты заблудилась? Это улица Брестрат.

– А где это?

– Как где? В Амстердаме, конечно, – удивился старик.

Амстердам… Лидию опять затошнило. Амстердам находится в Голландии, это она знала. Как же она там, то есть тут, оказалась? Слезы были совсем близко. Лидия потерла глаза и всхлипнула. Но тут послышались новые звуки – шаги и голоса. Лидия увидела, что вокруг есть еще люди: мужчины в черных шляпах и женщины в светлых косынках и платьях до пят. Мимо проехала телега, запряженная лошадьми. Какой-то мальчик катил к набережной бочку. Женщина несла огромный круглый сыр. Все это напоминало фильм о старых временах.

– Тебе плохо? – спросил старик, приглядываясь к Лидии. – Может быть, ты хочешь есть?

Есть… Лидия кивнула, чувствуя, что просто умирает от голода. Она готова была есть водоросли из канала!

– Тогда пойдем со мной. Хендрикье тебя покормит.

– Кто такая Хендрикье?

– Моя служанка. Она добрая и позаботится о тебе. Как тебя зовут?

– Лидия.

– Пойдем, Лидия, – решительно повторил старик. – Потом все расскажешь.

Лидия не решалась встать. Стоит ли идти домой к старику? Вдруг он вовсе не такой добрый, хоть и руки в краске? Но у Лидии болела голова, и ей страшно хотелось есть, поэтому в конце концов она встала и из последних сил поплелась за стариком. Многие встречные здоровались с ним: мужчины приподнимали шляпы, а женщины приседали. Лидия робела от любопытных взглядов.

– Почему здесь все такое старинное? – спросила Лидия. – Все как в кино, люди в старомодной одежде… И где велосипеды и машины?

– Какие странные вещи ты говоришь… Что такое «машины»?

Лидия замерла на месте. Старик тоже остановился.

– Только не это! – взмолилась Лидия. – Это старые времена? Правда?

Старик изумленно смотрел на нее.

– Ты, наверное, не в своем уме, – решил он наконец. – Старые времена – это то, что было раньше. А то, что сейчас, – это сейчас.

– Какой у вас тут год? – воскликнула Лидия. – Какой год?!

– Год? Тысяча шестьсот пятьдесят восьмой, какой же еще…

Тысяча шестьсот пятьдесят восьмой год. Взглянув на Лидию, застывшую в ужасе, старик только покачал головой. Они побрели дальше. От старика пахло растворителем и масляными красками. Наконец они остановились у большого дома из красного кирпича со ступенчатым фронтоном и резными рамами. Старик открыл тяжелую дубовую дверь, украшенную резьбой в виде листьев и цветов на вьющихся стеблях.

– Это мой дом, – сказал он. – По крайней мере пока. Милости прошу!

В полумраке за дверью виднелась мраморная лестница, ведущая вверх. Лидия опять засомневалась: стоит ли заходить? Тут ее взгляд упал на табличку желтого металла. Надпись на ней гласила: «Рембрандт ван Рейн».

Войдя в большую темную кухню, Лидия рухнула на стул и просидела целый час, не говоря ни слова. Служанка по имени Хендрикье погладила ее по голове и выставила на стол еду: молоко, сыр, хлеб и ветчину. Но, несмотря на голод, Лидии кусок в горло не лез.

Старик что-то прошептал на ухо Хендрикье, указывая на Лидию. Она уловила слова «бедняжка», «несет околесицу», «потеряла память или просто дурочка». Вслушиваться не было сил. Вскоре старик скрылся в другой комнате, велев его не беспокоить.

Хендрикье села за стол напротив Лидии, с любопытством глядя на гостью. Обе молчали. Свет в кухню проникал через узкие окна. В огромной каменной печи горел огонь, над которым на железном крюке висел котел. На полке хранились другие котлы и прочая утварь. Рядом стояла большая бочка с водой. В шкафу виднелись тарелки и стаканы, под скамейкой – винные бутыли и глиняные кружки. Потолок был высокий, и, несмотря на полумрак, Лидия могла разглядеть черные балки. С одной из них свешивались окорока. Лидия смотрела на вещи, ничему не удивляясь. Значит, она перенеслась не только из Швеции в Голландию, но еще и на несколько веков назад. Папа, конечно, сказал бы, что это невозможно: путешественник во времени, попавший в прошлое, может, например, случайно убить своих родителей, а значит, лишить себя самого возможности появиться на свет. Нет, машины времени бывают только в книгах и в кино.

И все-таки Лидия оказалась в прошлом. Если, конечно, это не безумный сон, который никак не хочет заканчиваться. Все началось с птицы, которая украла карандаш… Впрочем, винить тут некого, сама во всем виновата. Лидия горько вздохнула.

– Ты грустишь?

Хендрикье все сидела и смотрела на Лидию, склонив голову набок и подперев щеку ладонью. Другая рука лежала на столе. Лидия вдруг поняла, что это девушка с картины в Национальном музее. Служанка, написанная Рембрандтом. Уму непостижимо! Лидия в доме Рембрандта. Старик, который подобрал ее на набережной и привел домой, – великий художник. Если подумать, то и его лицо знакомо Лидии – она видела не один автопортрет Рембрандта. Значит, она повстречала величайшего художника всех времени и народов, как говорит дедушка. Ох, если бы он был рядом… Лидия снова вздохнула. Взяв в руки кружку, она допила молоко, жирное, как сливки, и пахнущее хлевом. Однако Лидии так хотелось пить, что ей было все равно.

– Хочешь еще молока? – спросила Хендрикье.

– Нет, спасибо.

– Значит, говорить ты умеешь, – улыбнулась девушка.

– Конечно, умею, – печально ответила Лидия.

– Откуда ты родом?

– Из Стокгольма.

– Это где?

– В Швеции.

– А это где? Я в школе недолго училась… – смущенно призналась Хендрикье.

– На севере, – ответила Лидия. – И еще я из другого времени, из начала двадцать первого века. Не могу толком объяснить. Нет сил.

– Странные ты вещи говоришь… – наморщила лоб Хендрикье. – Ничего не понимаю. Ты не ударилась головой случайно?

– Я и сама не понимаю, что произошло, – удрученно ответила Лидия. – Не понимаю, как оказалась тут, в доме Рембрандта. Ведь это он, знаменитый художник?

– Да, это он! – с гордостью кивнула Хендрикье и просияла. – Он лучший художник во всей Голландии!

– А он добрый?

– Очень добрый, но только если не тревожить, когда он работает в мастерской. И еще он пьет слишком много женевера. Когда выпьет, то сначала всем доволен, а потом начинает сердиться. Но вообще сейчас у него туго с деньгами, так что настроение дурное. И еще он ссорится с Титусом.