Яна Летт - Мир из прорех. Иные земли

На земле сейчас никого не было, и поселок казался бы заброшенным, если бы не теплые кострища, разложенные у построек и глиняных печей инструменты, ткани, растянутые на столах, над которыми явно еще недавно трудились вышивальщицы, брошенные детьми игрушки. Артем успел заметить, что искусно сделанные из дерева и глины фигурки изображали не только людей – среди них была гарпия, лесные псы, русалка с отломанной рукой.

Человек, впустивший их с Ганом внутрь, стоял рядом с одним из столов и внимательно разглядывал их. Выглядел он расслабленным, но Артем заметил, что одна его рука лежит на рукояти необыкновенно широкого ножа в деревянных ножнах у пояса, а другая поглаживает трубку, которую он увидел раньше, – судя по всему, неизвестное стрелковое оружие. Человеку было лет тридцать на вид, он был загорелый, босой и бородатый. Его темные кудрявые волосы напоминали вьющиеся растения, а глаза оказались ярко-зелеными и были похожи на просветы озерной воды, выглядывающей из ряски веснушек, рассыпанных по щекам.

Он молчал – и улыбался, но улыбка пропала с его лица, когда он перевел взгляд с Артема на Гана. Артем очень надеялся, что растерянность не отражается на его лице в полной мере. Еще недавно он надеялся на встречу с людьми, но теперь только от него самого зависело, чем для них с Ганом окончится эта встреча…

– Здравствуй, брат, – наконец заговорил человек с трубкой.

Его голос был низким и звучал как-то непривычно, странно – как один из звуков природы вроде грохота камнепада или шума волн…

– Здравствуй, – осторожно ответил Артем.

Привычку обращаться к старшим на «вы» он поборол – кто знает, бытовало ли здесь вообще такое обращение?

– Трава под ногами привела тебя сюда, – продолжал человек, – и благодарение Аждая, что случилось так, потому что здесь ты среди друзей, а за стенами темно.

Он сделал многозначительную паузу, и Артем понял: ход за ним.

– Да, – сказал он, – и вправду, благодарение Аждая. Мы заблудились и уже готовились заночевать под открытым небом.

Человек всплеснул руками:

– На границе между лесом и морем? Воистину безумная идея. По ночам на берег выходят скротты, и у нас с ними мир, но даже мы не решаемся ночевать к ним близко. В ночи каждый становится тем, кто он есть, и дневные законы не действуют. Ты, должно быть, участвовал в битве с поскоэлями? Южные поселения или восточные? Но я не представился. Меня зовут Вестле. Сейчас я – старший брат в Артженьо. И делаю все, чтобы чтить наши законы настолько, насколько возможно в эти непростые времена.

– Значит, мы в полной безопасности, брат, – отозвался Артем, от души надеясь, что так оно и есть. До сих пор ему не доводилось говорить с незнакомцами, не чувствуя ничьей поддержки, – он и не ожидал, что сумеет так гладко и быстро врать. – Мы действительно были там, где битва. Но ни из южных, ни из восточных… Мы жили очень обособленно до того, как все началось.

Внутри у него похолодело. Он растерялся и пошел по самой рискованной дорожке вместо того, чтобы рассказать все как есть или притвориться, например, лишившимся памяти. Теперь любой вопрос, даже самый невинный, грозил ему разоблачением, и с этим ничего нельзя было сделать.

Но, к счастью, Вестле кивнул. В уголках его глаз таилось напряжение, однако Артем понял – каким-то внутренним чутьем, не иначе: что-то беспокоит его сейчас куда больше того, откуда, собственно, пришли незваные гости.

Проследив за его взглядом, Артем увидел, что Ган рассматривает домики в ветвях деревьев, задрав голову, и совсем не слушает их разговор.

– Мы примем тебя с радостью, – сказал Вестле. – Но этот человек… он не из наших. Кто он?

– Он – мой брат, – ответил Артем не раздумывая, пока его внутренний голос вопил от ужаса. – Это из-за него мы жили обособленно. Честно говоря… он скорбен умом.

Книжное выражение всплыло в голове очень кстати, потому что Вестле слегка расслабился. В его взгляде было уже меньше недоверия, и Артем понятия не имел почему – он действовал наугад.

– Это все объясняет. Я так и подумал, когда вас увидел… – Вестле выглядел смущенным, и Артем в панике размышлял, что ему делать и что говорить. – Значит, вы уходили подальше от битвы, так?

Артем кивнул.

– Я обещал родителям защищать брата… Хоть я и младший.

Вестле вдруг улыбнулся:

– И это похвально. Конечно, в иных общинах старые законы чтут строго… И вы правильно делали, что держались от таких общин подальше. Но вам повезло. Здесь старший брат – я, а я высоко ценю кровные узы. Аждая слишком давно покинул свои земли и своих детей, а значит, мы должны брать все в свои руки. Думаю, он бы простил. Вы можете остаться.

– Спасибо, – выдохнул Артем, хотя расслабляться было рано.

– Как вас зовут?

К этому вопросу Артем не был готов.

– Ган… Моего брата зовут Ган. А я – Арте.

Вестле кивнул, и Артем едва сумел сдержать вздох облегчения.

– Что ж, – Вестле больше не улыбался, но в его голосе не было ни угрозы, ни подозрительности, – мне жаль твоего брата, но я уважаю твое решение не приводить его к иным дверям. Конечно, там, возможно, могли бы помочь ему, но ваши родители, я думаю, отдали себя Аждая?

Артем кивнул:

– Да, но их давно нет в живых. Они умерли… от болезни. Долго кашляли, потом начали задыхаться… – Он описывал симптомы неведомой болезни, лихорадочно размышляя. Иные. Аждая. Отдали себя.

Вестле сочувственно кивал:

– Будь Он здесь… – Артем почувствовал, что если бы Вестле писал это «Он» на бумаге, то непременно с большой буквы. – Возможно, Он оценил бы их поступок как верный. – Теперь в голосе Вестле зазвучало сомнение, как будто он надеялся, что Артем его переубедит. – Конечно, многие и в наши непростые времена не сомневаются в необходимости жертвы…

Он смотрел на Артема, как будто забыл свою роль и ждал подсказки, и Артем рискнул:

– Но не все.

– Да, не все, – подхватил Вестле с готовностью. – Не все. Многие на вашем месте пришли к иным, чтобы избавить себя от непростого выбора… Однако вы остались верны. Пусть эта верность и повлекла за собой отступничество… Не мне судить этот выбор. Не в наше непростое время. Но прежде… Дайна!

Тень по-беличьи легко скользнула вниз по одному из ближайших стволов, и всего через несколько мгновений перед ними стояла девушка. Юная с виду – Артем предположил бы, что ей не больше двадцати, – но с совершенно белыми пушистыми волосами, очень худая, коротко стриженная, с белоснежными зубами и загорелым лицом. Она была одета в светло-желтую длинную рубаху и такие же широкие штаны, расшитые по краям узорами. На ее груди были длинные бусы из сушеных плодов, разноцветных камешков и ракушек, в ушах – серьги из пятнистых перьев. В левой ноздре посверкивал красный камушек. Как и Вестле, она была босая.