Диана Ибрагимова - Тайнопись видений

Элла возилась с волосами, разбирая и вплетая в пряди шнурки, подвязки и ленты разных цветов. Липкуд осоловело пялился на рисунок, в полутьме ставший почти невидимым и очень мрачным. Наверху проехала повозка, и в окно плюхнулась добрая пригоршня воды из лужи. Косичка нехотя подвинулся в глубь камеры.

– Слушай, – сказал он через некоторое время. – Тебе не кажется, что шаман на нас смотрит?

Элла перестала распутывать очередной колтун и воззрилась на угольное пятно.

– Д-думаешь, смотрит?

– И как-то зловеще, – шепнул Косичка. – Мне прямо не по себе. Аж мурашки по телу. Зря я его нарисовал.

– Т-тогда сотри, – посоветовала Элла.

– Да ты что! Это очень неуважительно. Может, сама сотрешь?

– Н-нет. Я боюсь.

Девочка залезла на лавку с ногами и прижалась к спине Липкуда.

– Мне теперь тоже к-кажется, что он смотрит.

Черное пятно не шевелилось, и спустя пару минут Косичка-таки заставил себя отвлечься, но по-прежнему чувствовал шаманий взгляд.

– Ладно, ерунда это все. Сами нарисовали, сами боимся, смешно даже. Доплетай, пока светло, – сказал он. – А то скоро фонари погаснут.

Элла тут же успокоилась и вернулась к работе, чудом различая что-то в полумраке. Липкуд зевнул так широко, что едва не вывихнул челюсть, и стал подгребать к себе прелую солому.

– Готово! – сообщила Элла.

– Тогда давай спать, – сонно пробормотал Косичка и тут же встрепенулся. – Слушай, оно меня все-таки беспокоит. Может, его другим мелком закрасить? У меня немного красного еще осталось…

– А он нас не сожжет? Это же будет огненный ш-шаман, если его красным мелком… Он, наверное, морозных н-не любит.

– А что, если они все там огненные были? – осенило Косичку. – И поэтому болезнь мою не забрали? Жара с холодом плохо уживаются! Надо будет весной еще кладбищ поискать…

Элла зевнула в ладошку. Липкуд укрыл девочку кафтаном, поерзал, устраиваясь удобней, и прислонился к стене. Сон смеживал веки, но Косичка долго ему не сдавался, нет-нет и поглядывая на плоды творчества. Наконец он расслабился – и тут же ощутил сильный рывок, будто его дернули вверх. Липкуд распахнул глаза, обнаружил себя стоящим прямо перед рисунком, от испуга шарахнулся к лавке, но не ударился об нее, а провалился в соседнюю камеру сквозь стену, на миг став частью каменной кладки. Мягко приземлившись на спину, ошалелый Косичка приподнялся на локтях и тут понял, что не видит своего тела. Из окошка под потолком сочился тусклый свет, так что дело было вовсе не в кромешной тьме. Певун еще раз оглядел себя, но ничего не обнаружил.

– Я стал пятном!!! – в ужасе заорал он, вскочив на невидимые ноги и забегав по пустой камере. – Шаман меня проклял! Я пятно!

Косичка замер и позвал Эллу, но девочка не отвечала, и Липкуда накрыла новая волна истерики.

– Что я натворил! – Певун опять начал метаться от стены к стене. – Элла, сотри рисунок! Это был какой-то обряд! Я провел сюда шамана с кладбища! Он пришел и сделал меня пятном! Т-то есть призраком! Элла, просыпайся! Я призрак! Элла!

Тут он остановился и облегченно выдохнул, утирая невидимый лоб.

– Ох, да я же уснул… Вот бестолочь. Это просто кошмар. Только… странный какой-то. Надо бы уже проснуться. Я же просыпаюсь, когда пугаюсь. Сразу просыпаюсь. Вот в ту же секунду…

– Ты не спишь, Липкуд Косичка, – сказал кто-то, стоящий за стеной.

– Шаман, ты, что ли?

– Да, это я.

– Отлично! – хмыкнул певун. – Не успеешь сам себя напугать, как эта дурь тут же в сон лезет. А ты это зря. Я тренированный. Так, проснись, Липкуд, проснись. Давай, ты же это умеешь, когда захочешь!

Он похлопал себя по щекам, но ничего не произошло.

– Это не сон, – сказал шаман. – Вернись в свою камеру.

– Да как же, – пробормотал Косичка, ныряя обратно к темному пятну.

На лавке сидел, обнимая спящую Эллу, он сам.

Если бы Липкуд мог упасть в обморок в этот миг, он бы упал.

– Эй, колдун! Ты правда меня проклял?! Это из-за того, что я твой покой потревожил на кладбище, а потом рисунок с тобой нарисовал? Ты пришел и сделал меня привидением?

– Я пришел за твоим даром.

Косичке показалось, что он услышал ответ как бы поверх других слов. Будто колдун говорил на иноземном языке, а Липкуд почему-то понимал. И тут он вспомнил слухи про особую шаманью речь, которой примали пользовались только между собой.

– А раньше взять не мог?! – начал было Косичка и осекся, с удивлением заметив, что тоже выговаривает незнакомые фразы. – Я думал, ты сразу заберешь!

– Благодари, что я не убить тебя пришел. Ты нарушил мой покой, потревожил кладбище и тишину на нем, а твоя девочка носилась среди курганов, как мотылек над цветущим садом, выражая беспечную радость в месте скорби. Я могу жестоко тебя наказать.

– Не надо. – Косичка отступил на шаг. – Слушай, шаман, я всем скажу, чтобы не ходили туда. Никто тебя больше не потревожит. Я всем в Папарии скажу! Они перестанут эти обряды на смелость проводить, я обещаю!

Липкуд говорил и чувствовал, что боязнь отступает. Черное пятно не шевелилось, и от него веяло какой-то безысходностью, ну точно как от мертвого, которому ничего уже не совершить, только лежать годами в деревянном ящике.

– Я пришел за обещанным, – сказал шаман. – За твоей морозной болезнью. Я не взял ее в тот раз, ибо не нуждался в ней. Но сегодня особенный день.

– Так бери скорее! – заволновался Косичка. – Только я не знаю, как ее тебе отдать!

– Я не могу получить твой дар, пока мы в разных мирах. Ты жив, а я мертв. И не воскресну еще долго. Но ты можешь сделать для меня кое-что. Иди за мной и используй морозную болезнь, как я велю. Потом я верну тебя обратно в тело.

– Ага, еще чего. Хочешь, чтобы я ушел отсюда подальше и тебе достался? – пробормотал Липкуд, пятясь к лавке. – Н-не хочу. Не пойду никуда. Я не дурак!

– Тогда ты умрешь, – хищно прошипел шаман. – Я отделил твой дух от тела, вырвал тебя из него. Оболочка скоро омертвеет. Сначала отомрут конечности, затем внутренности. Твое сердце бьется так слабо… Так слабо…

Липкуд обернулся: Элла заерзала, почуяв неладное.

– Эй, – шепнула она испуганно. – Т-ты спишь?

Безвольное тело Косички поползло вбок, а сам он понял, что все происходит взаправду.

– У тебя нет выбора, певун. Ты предложил мне свой дар, и я пришел за ним или за твоей жизнью.

– Как мне поверить? Как я узнаю, что ты… вернешь меня?

– Так же, как эта девочка верит тебе, – усмехнулся шаман. – Не каждая беловласка погибает от доверия. Иди за мной и делай, что я говорю.

– Чего конкретно ты хочешь? – мрачно спросил Липкуд.

– Выступления. У меня есть знакомые мертвецы. Им одиноко и грустно, некому их развлечь. Они хотят увидеть твою пьесу, певун. Эта история им близка, и ты сыграешь ее для них, но только так, как я тебе прикажу. Скорее! Или ты хочешь умереть за болтовней?