Александр Шалимов - ПЛАНЕТА ТУМАНОВ. Сборник НФ.

— Оба мы с тобой оказались изрядно потрепаны, Вил. И обоих нас было очень непросто лечить. Ведь ни ты, ни я не захотели бы забвения.

— А сейчас лечат и так? Что-то помнить, что-то забыть…

— Лечат. Преступников — принудительно, остальных — с учетом разумных желаний.

— Ты помнишь, Рад, — Тополь приподнялся на локоть, и оглядел себя: он был одет в такую же снежно-радужную одежду, что и Радин. — Ты помнишь, перед полетом говорили: «Не тратьте сил. Потомки справятся успешнее нас». Эти люди оказались правы? Нет, нет, ты только не оправдывайся. Лично ты ни в чем не виноват. Ты же не знал. Ты мне скажи только: да или нет? Я хочу разом покончить со всеми этими вопросами. И не волнуйся — я уже совершенно здоров, больше не будет истерик.

Радин встал со скамеечки. Она была деревянная, на двух столбиках, вкопанных в землю.

«Смотри ж ты, какой он разный — двадцать третий век!» — подумал Тополь.

Радин присел на край гамака.

— Что ты! Конечно, понадобился! Едва только он образовался, поток расступился, обходя его. Но больше того! Щит вдруг стал выполнять совершенно другую задачу… Лежи спокойно. А можешь и встать. Тебе разрешили. Ты здоров. Иначе бы ты еще спал… Когда лет через сто на окраину Солнечной системы выслали автоматическую станцию — на нее мы и попали возле Юпитера, — обнаружилось, что на окраинах щита аннигиляция частиц основного потока и пылинок щита все-таки происходит, но только частицы перестали подчиняться статистическому распределению. Пульсации потока начали носить ритмический характер. Передавался обычный цифровой ряд: один импульс, пауза; потом два импульса, разделенные меньшими паузами, потом снова большая пауза; затем три импульса, четыре… И так до ста двадцати восьми! Потом все повторяется. И тогда поняли: этот поток с самого начала не являлся угрозой. Он был началом первого в истории человечества контакта с космическими братьями по разуму.

Тополь оттолкнул Радина и, легко перекинув тело через край гамака, встал.

— Получалось, что первые античастицы играли роль разведчиков. Если они встречали на своем пути скопления газа или пыли, начиналась аннигиляция, возникали кванты света. Со скоростью триста тысяч километров в секунду, то есть гораздо быстрее античастиц, они возвращались к каким-то промежуточным станциям, сообщая, свободен или не свободен путь, — то есть выполняли обязанности сигналов обратной связи. А потом шли уже импульсы.

Тополь перебил Радина:

— Значит, если бы облако не было создано или было бы создано позднее, не только часть земной атмосферы, но и какие-то импульсы, информация, взаимно уничтожились бы?

— Возможно. И, возможно, — ты только не загордись, — мы с тобой оказали услугу не только людям, но и жителям каких-то других планет: и тем, кто этот сигнал посылал, и тем, кому он предназначался.

Тополь смотрел на Радина так ошеломленно, что тот расхохотался.

— Но кому же это сообщение передавалось? — спросил Тополь.

— Неясно пока. Наша Солнечная система в довольно пустом углу Галактики. Может, поэтому через него и направили сноп связи. Многие считают, правда, что сообщение адресовано просто в пространство — тем, кто примет его. Возможно, таких потоков информации бесчисленно много в нашей Галактике. Это как бы сигнал: «Всем! Всем! Братья по разуму, отзовитесь!»

— И мы отозвались, соорудив на пути его щит площадью в сто шестьдесят тысяч триллионов квадратных километров!

— Да. Это же космос. В нем все грандиозно.

— Но ведь если бы мы к этому времени не имели «Сигнала», если бы в 1917 году не было революции, если бы Циолковский так и умер безвестным учителем захолустной Калуги и щит не был бы создан…

Радин, соглашаясь, кивал:

— Тогда, если этот сигнал был направлен только и прямо к нам, за слабым потоком античастиц, возможно, больше бы ничего не последовало.

— Расчет на вполне определенный ответ?

— Расчет на естественную реакцию разумных существ: прежде всего заслониться. Это ж так просто! По такому ответу легко узнать, есть ли на планете технически развитая цивилизация, и если есть, то на каком она уровне развития.

— Ну, а если нет?

— Подождать несколько веков и повторить вызов. И так — пока не придет ответ.

— Причем античастицы только для первого этапа контактов, а потом достаточно и обычных фотонов. То же самое, что лазерный луч!

— Может, и так. Полагают, что передатчиком служит одна из неправильных переменных звезд на границе Галактики. Но как формируется поток, в каком поле он движется, как им управляют, — пока еще неизвестно. Нет даже сколько-нибудь правдоподобных гипотез. Видимо, здесь какой-то прорыв сквозь пространство и время. Все это ждет еще своих открывателей.

Они отошли от гамака и по тропинке стали спускаться к реке. Луг кончился, как отрезанный. Под обрывом петляла в камышах тихая речка. На мелководье, среди стрельчатых бело-розоватых лилий, нацелясь носом в зеленоватую воду, стояла цапля. Напротив нее, на другом берегу, раскинув веер бамбуковых удилищ, дремал плешивый бородатый старик в овчинном жилете, надетом на голое тело, и в закатанных до колен измазанных глиной черных штанах. Соломенная широкополая шляпа лежала на траве возле него.

«Двадцать третий век?» — почти с ужасом спросил самого себя Тополь и повернулся к Радину.

— А может, это все специально для нас? Глухомань, эти луга, лилии, цапля, старик рыболов… Это — чтобы нам было легче перейти к их времени? Но ведь человеку уже тысячелетия свойственно умение переключаться. В лесу, на поле он один, под крышей дома — другой, в лаборатории, театральном зале — третий. Ну что за наивность!

Радин отрицательно крутил головой:

— Не торопись делать выводы. Будущее гораздо сложней, грандиозней и неизмеримо контрастней, чем все мы его себе представляли. И гораздо гуманней, Вил, потому что каждый может, в дополнение ко всем чудесам науки, техники, быта, найти еще в этом прекрасно устроенном мире свой, единственный.

«Значит, это двадцать третий век, — подумал Тополь. — Чудес не бывает».

— И что ж ты нашел? Внуков твоих внуков?

— Да! И какой превосходный народ! Умный, веселый, красивый! И знаешь, в чертах лица у всех из них есть сходство со мной! Мы с тобой там уже роднее родных!

— Но послушай, Рад. Из ста пятидесяти миллиардов звезд нашей Галактики переменных звезд около миллиарда. Столько же, примерно, и звезд с планетами, на которых возможна разумная жизнь! И мы давно уже превосходно наблюдаем с земли все эти переменные звезды, отмечаем колебания их яркости. Но что если каждая из переменных звезд — передатчик и только мы пока еще не понимаем их код? Причем неправильные переменные звезды передатчики, а цефеиды [1] Цефеиды — переменные звезды, яркость которых периодически меняется в одних и тех же пределах; в этом их отличие от так называемых неправильных переменных звезд. — искусственные маяки Вселенной.