Надежда Кремень - Белолуние

– Стало быть, зови меня Занозой, – криво улыбнулась атаманша.

– Это не похоже на имя, – прошептала принцесса.

Атаманша оглядела свою свиту:

– Тут, девонька, у всех имена такие. Не то имена, не то клички собачьи. Верно я говорю?

Разбойники закивали, заугукали.

– А только мы и таким рады. Вот Ястреб, а это – Сныть, – продолжала девушка, поочерёдно указывая на разбойников. – Это – Кабан. Это – Бурелом. Ляхоя ты знаешь. Язык у него поганый, грабли загребущие, мозги – как у цыплёнка. А всё ж он незлой, Ляхой-то.

Разбойник стоял пристыженный, не поднимая глаз.

– Иди сюда, – неожиданно предложила принцессе Заноза. – У костерка посидим, покалякаем.

– Я с ними сидеть не стану! – огрызнулась Лайда. – Особенно с этим, – она указала на Ляхоя. – Не желаю, чтобы он меня оскорблял.

Она была уверена, что атаманша разозлиться, но та кивнула разбойникам:

– Подите, ребятушки, просвежитесь. А мы туточки по-девичьи побалакаем.

Когда, фыркая и скалясь, разбойники убрались восвояси, Лайда осторожно подобрала платье и села на трухлявый пень поближе к костру. Заноза подбросила щепок, и притихший, было, огонь вновь разгорелся.

– Стало быть, этот тощий дятел – наш король? – атаманша подожгла прутик и теперь размахивала им из стороны в сторону, глядя, как дымный хвост тянется по воздуху.

– С чего ты взяла? – осторожно поинтересовалась Лайда.

– Мидавы. Они абы за кем таскаться не станут, а тут бились как черти. С чего бы, спрашивается? Выходит, большую шишку везли. Так что ли?

Лайда неопределённо покачала головой.

– Не скажешь? – удивилась Заноза. – Чего тогда драпала?

– Может, я твоих головорезов испугалась.

– Ой ли? – закатила глаза атаманша. – Мои головорезы тебя пальцем не тронули. Репой разве треснули, да и то несильно. А драпала ты от мидава чернявого. Так?

– Допустим, – уклончиво ответила принцесса. Она до сих пор не решила, сможет ли использовать разбойницу в своих целях, а потому не торопилась откровенничать.

Заноза удовлетворённо кивнула:

– Платье у тебя справное, шубка соболем подбита. Была шубка. Покуда ты её коню под копыта не шваркнула, девонька. Так запросто, будто у тебя таких шубок воз да ещё полвоза. Цацки золотые…. Ну, да это я так. К слову пришлось. Теперь, стало быть, главная загадка: кто ж ты будешь, пташечка?

Лайда молчала.

– Боишься, значит? – догадалась разбойница. – Думаешь, продам тебя ихнему Величеству с потрохами?

– Если заплатит – продашь, – в тон ей проворчала принцесса.

– Частенько тебя, поди, продавали, – вздохнула атаманша, – коли совсем людям не веришь. Годков-то тебе сколько?

– Тринадцать, – отозвалась принцесса, не заметив подвоха.

Заноза прищурилась, вглядываясь в её лицо:

– Я думала, десяти не сравнялось. До того ты маленькая. Ну, да мне немногим больше было, когда меня из дому выперли. Оно, знаешь, как бывает? Живёшь себе, горя не ведая, а тут – на тебе. И вся твоя жизнь бесприютная больше гроша ломаного не стоит.

– Почему тебя из дома выгнали?

– Почему и тебя. Мешала сильно.

– Меня никто не выгонял.

– И то верно. Ты сама драпака задала. Выходит, не расскажешь, чем тебе ихнее худосочное Величество не угодило?

Лайда не ответила.

– Ну, коли так, – пожала плечами Заноза, – прощай, как говорится. Не поминай лихом.

– Что значит «прощай»?! – возмутилась девочка. – Прогонишь меня?

– Дороги к лагерю ты не видала, стало быть, никого не приведёшь. Завяжу тебе зенки да и отволоку подальше.

– Откуда ты знаешь, что я дороги не видела?

– Говорю же: затылком глядеть умею. Ты всю дорогу с закрытыми глазами сидела, как крот слепенький.

– Куда же я пойду?!

– А мне что за дело?! Вали, куда хочешь, да уж не обертайся!

Лайда неохотно поднялась. Вышло даже хуже, чем она рассчитывала. Куда теперь идти? Что делать? Да, не всё ли одно?! Куда ни пойдёшь – мидавы сцапают и отведут к Шамшану, а там…. И думать страшно!

Лайда оглянулась. Заноза смотрела незлобно, вроде бы даже жалостливо. Выходит, не всё потеряно.

Принцесса вздохнула, глянула искоса, будто бы снизу вверх и снова вздохнула. Конечно, атаманша разбойников не такая лёгкая добыча, как королева Сона, но и у неё есть сердце. Нужно только подобрать к нему ключик.

– Пожрать что ли не хочешь, на дорожку-то? – окликнула девочку Заноза.

Сработало! Лайда смиренно покачала головой и вдруг, зарыдав, бросилась к ногам разбойницы:

– Не прогоняй меня! Прошу! Помоги!

Видела бы атаманша своё лицо! От прежней уверенности вмиг ничего не осталось: щёки раздула, ресницами захлопала…. Того и гляди – заплачет. А Лайда – всё о своём:

– Отвези меня к тётушке, она тебе денег даст! И золота – сколько попросишь!

Тут она, конечно, перегнула, но разбойница наживку заглотила, не поморщившись:

– Как же я тебя за море-то переправлю, девонька?

Не успела принцесса испугаться, как она пояснила:

– Что ты – королевская дочка, это я сразу скумекала. Небось не дурочка! А только до тётки твоей нам вовек не добраться.

– Она заплатит, – всхлипнула девочка. – Сколько нужно заплатит.

Заноза вытянула губы трубочкой и смешно задвигала ими из стороны в сторону – задумалась.

– Вот что, девонька. Есть у меня в порту, в Ристоне один человечек. С виду неказистый, а только кудесник, каких поискать. Уж он-то найдёт, как нас за море доставить, ежели тётка твоя золота не пожалеет. Но смотри: дёшево не станет!

Смахнув слёзы, Лайда стукнула себя кулачком в грудь:

– Всё, что пожелаешь, отдаст!

– Тогда по рукам, девонька! – Заноза протянула принцессе обветренную ладонь с поломанными ногтями. Лайда вложила в неё свою сухую, сморщенную ладошку:

– По рукам!

Можно ли вообразить что-нибудь более приятное, чем дорога?! Если и найдётся человек, убеждённый в существовании подобной вещи, то это, наверняка, тот несчастный, которому никогда не доводилось выходить дальше ворот собственного дома.

Самые сладкие пирожные рано или поздно теряют вкус. Самые красивые безделушки покрываются слоем пыли. Только в дороге всегда остаётся новизна, без которой теряет остроту даже пронзительный, живой ум исследователя, не говоря уже о будничном, сером сознании обычного человека. Если же какой-то маршрут кажется давно знакомым и скучным, то стоит повернуть в другую сторону – и перед тобой новый путь, новые места, новая пища для наблюдений. Дороги – единственное, чего хватит на всех, было бы желание идти.

Селена любила путешествия больше всего на свете. То есть, конечно, не совсем. Никласа, к примеру, она любила сильнее. И Виллу. И даже Зебу. Но путешествия были нужны ей для счастья почти так же, как пища или крыша над головой.