Надежда Кремень - Белолуние

– Скучаешь по Никласу? – Вилла легко угадала её настроение.

Девочка покачала головой:

– Я бы хотела увидеть Зебу. Думаешь, у него всё хорошо?

Вилла взглянула через плечо на ехавшую следом служанку. Лиа нарочно держалась шагах в двадцати, чтобы не слушать хозяйских разговоров – стеснялась. Дело в том, что тётя хотела оставить её дома. И оставила бы, но Лиа уговорила взять её с собой. Опасаясь лихорадки, она старалась держаться поближе к хозяевам и оставаться в одиночестве категорически отказывалась. Лиина пегая кобылка не отличалась резвостью, и путешественницы теряли драгоценное время, отчего Вилла пребывала не в лучшем расположении духа.

– Зебу с Казлаем, – вздохнула она. – Значит, с ним всё в порядке.

– Мэтр Казлай – хороший человек, – согласилась Селена.

– Хороший он или плохой – не знаю. Каждый для кого-то хорош, а для кого-то плох. Скажу только, что Рубер Казлай – человек надёжный. Твоя мама доверяла ему, Никласу и Гастону. А больше – никому.

– А тебе? Разве тебе она не доверяла?

– Думаю, она считала меня ребёнком. Я и была ребёнком, если разобраться. Когда тебе пятнадцать мир кажется острее и ярче. Сильнее радость, но и обиды сильнее. Тогда я обижалась на Вилму за то, что она не посвящала меня в свои дела, а ведь она всего-навсего пыталась меня защитить.

– Я беспокоюсь за Витаса, – призналась Селена, понизив голос. – По-твоему, эта лихорадка действительно так опасна?

– Не всегда. Некоторые переносят её легко, другие болеют тяжело и долго как наш король.

– Но ведь он не умрёт, правда?

– Если мы будем плестись как больные черепахи, то лекарства он не дождётся! Не нужно было слушать Лию!

Селена только вздохнула.

– Взгляни, какие хризантемы! – Вилла кивнула в сторону невзрачного домика из серого камня. Из-за низенького дощатого заборчика выглядывали пышные шапки белоснежных цветов. – Помнишь, у Велларии Таллис были такие строки: «Лишь ранней осенью цветы так трогательны и прекрасны. Их небывалые черты предвестники зимы ненастной».

– Я не люблю стихи! – пробурчала Селена. Цветы её сейчас не занимали. Нужно торопиться! Витас в опасности, и кроме них рассчитывать ему не на кого.

Вилла намеревалась что-то возразить, но не успела. Из каменного домика выскочил человек и бросился наперерез лошадям. Он был бос, из-под расстёгнутого жилета торчала окровавленная рубаха. Вилла натянула повод, разглядывая незнакомца. Тот, в свою очередь, замахал руками, выдыхая слова:

– В город бы, госпожа! Мне бы до города!.. Лекаря позвать бы!..

– Что стряслось? – испугалась Вилла. – Вы ранены?

Мужчина затряс косматой головой:

– Не я, госпожа! Мне-то что оно станется?! Малому нынче совсем паршиво! Кровит! Боюсь, как бы не помер!

– У ребёнка степная лихорадка? – догадалась Вилла. – Мы пришлём врача. Далеко ли до ближайшего города?

– К закату доберётесь, госпожа.

– Если у больного кровотечение, до заката он вряд ли доживёт, – прошептала Вилла. Но Селена всё равно услышала.

Вилла легко спешилась и отстегнула сумку о подпруги:

– Ведите! Я его осмотрю.

Селена хотела идти следом, но тётя остановила её взмахом руки:

– Жди меня здесь. Это не займёт много времени.

Вынужденная остановка пришлась по вкусу только Лииной кобылке, которая тотчас принялась ощипывать придорожный куст.

Привязав лошадей к старой растрескавшейся липе, Селена побрела вдоль забора. Кроме хризантем, которые привлекли внимание Виллы, в палисаднике отцветали разновеликие астры и невзрачные космеи – неизменные спутники лета. Сейчас, в разгар осени, их пожухлые соцветия терялись на фоне желтеющей листвы. Природа готовилась ко сну, и ей не было дела до людских бед.

– Краснопёрки хочешь? – крякнуло за спиной.

Подпрыгнув от неожиданности, Селена оглянулась. Босоногий мальчишка лет восьми протягивал ей кулёк с крошечной сушёной рыбёшкой. Девочка мотнула головой. Незнакомец ничуть не огорчился – закинул в рот рыбёшку и широко улыбнулся щербатой улыбкой:

– Не хочешь – как хочешь. Ты мидава видала?

Селена вздрогнула, сердце застучало в висках:

– Какого мидава?

Мальчик смешно растопырил руки:

– Почём я знаю, какого?! Какого-нибудь. Мидава ты когда-нибудь видала?

Вышло в рифму, и мальчишка довольно захохотал, припевая:

– Мидава видала? Видала ты мидава?

– Почему ты спрашиваешь? – не выдержала Селена.

– А потому, – подбоченился мальчик, – что я мидава видал. И батька видал. А батька мой… он врать не будет.

– Где же ты его видел? – прищурилась Селена.

До того дня, когда Зебу Зегда перешёл границу, мидавы в Миравии не появлялись. Не было их тут и сейчас – Зебу жил близ Аштарского ущелья, у Казлая, да и все его соплеменники остались в Тарии. Мальчишка шмыгнул носом и задумчиво пожевал рыбёшкин хвост:

– В лесу видал. Тута.

– Какой же он был из себя, мидав этот? – подначила его Селена.

– Известно какой: громаднющий. Башка с колесо. Весь серый, глаза чёрные…

– Придумал бы что-нибудь получше! – рассмеялась девочка. – Серых мидавов не бывает! Это всем известно.

– Это тем известно, кто их не видал, – философски протянул мальчишка, дожёвывая рыбку. – А я видал. И батька мой…

– Ты живёшь в этом доме? – догадалась девочка. – Твой отец искал врача?

Мальчишка кивнул:

– Меня Фьорком звать. Малой у нас заболел, того и гляди помрёт. Я нынче был за старшего. Батька-то из города только поутру воротился. Братец у меня там, в городе. И две сестрицы. Ильзия – которая средняя – ничего себе человек. А старшая, Маруша, промеж нами говоря, дура дурой. Ейный мужик там рыбную лавку держит. Вот погляди: краснопёрки прислал. Это навроде как гостинец. Мог бы и пряников купить или там леденцов, да что с него возьмёшь?! Дурак он и есть. Разве ж кто в своём уме нашу Марушку сосватал бы?!

Побоявшись, что ей придётся заочно познакомиться со всеми родственниками Фьорка, Селена решила сменить тему:

– Говоришь, твой отец тоже видел этого мидава?

– И никакого не этого! – возмутился мальчик. – Другого видал!

– Такого же серого?

– Вот ты мне не веришь, а зря! Не серого, а рыжего. Дорогой встретил. Ты послушай, как дело было, а уж потом смеяться будешь. Батька мой ехал из Туспена. На возу ехал. У него там товар. Акромя рыбы ещё сапоги, кадушки… ну, да я не о том. Ехал он себе, ехал… Вечерело. Видит: впереди двое скачут. И лошадь в поводу. Опосля пригляделся – не лошадь, а пони. Для лошади мелковата. Ну, скачут и скачут, ему до того дела нет, а только у городской стены он их всё ж нагнал. Стоят себе, лясы точат. Он бы так мимо и проехал, а только знаешь что?

– Что? – прошептала Селена, копируя восторженный тон мальчика.

– А то, что пони с ними не было.