Джулия Джарман - Римский орёл

– И это не очень-то помогло, правда? – продолжил отец его мысль. – Ты сразу связался не с той компанией, да и уровень образования там так себе. А та школа в двух шагах от нашего нового дома, и классы там маленькие. В ней тебе будет лучше.

Наступила пятница, и они отправились в Чичестер, чтобы субботу посвятить осмотру нового дома и школы. Тоферу настойчиво казалось, что его мнение не имеет никакого значения. Когда в субботу утром они приехали в нужный пригород, он сразу увидел крыльцо этой школы. Со всех сторон к нему стекались мальчишки. Некоторые приезжали на велосипедах. Но большинство вылезали из машин родителей. Табличка на дверях гласила:

Над вершинами деревьев виднелись красные кирпичные башенки, но больше было ничего не разглядеть.

Флетчер-хаус – дом, который присмотрел папа, – тоже окружали деревья, и находился он в самом конце улицы, посыпанной гравием и уходящей в тупик. По кирпичной стене ползло вверх какое-то вьющееся растение. Дом не продолжал общий ряд, а стоял отдельно; ровно по центру фасада располагался главный вход, по обе стороны от которого симметричными рядами шли старомодные окна, состоящие из множества маленьких квадратных рамок в свинцовых переплётах. Улица эта носила название Флетчер-клоуз, и здесь стояло ещё пять других домов. Отец припарковал машину перед каменным крыльцом с колоннами по бокам. Дверь выглядела так, словно вела по меньшей мере в крепость. Когда они вошли в просторный холл, их шаги отозвались гулким эхом, словно вместе с ними в дом ворвался целый легион завоевателей. Внутри попахивало плесенью, но папа сказал, это потому что дом пуст – а пустое пространство, с точки зрения папы, обладало особенной притягательностью. Ведь это значило, что они смогут переехать уже совсем скоро. Новую комнату Тофер выбирал себе из четырёх. Он остановился на самой большой из них, несмотря на то что в ней были детские обои. Папа пообещал, что они сразу закажут косметический ремонт. Комната находилась в задней части дома, и её окна выходили в большой сад, где на дереве висели качели. Видимо, до них здесь жила семья с ребёнком помладше.

К школе Новиомагус они подъехали уже ближе к полудню. Очевидно, у её основателей была мания величия: красное кирпичное здание викторианской постройки всё было утыкано башенками и остроконечными пиками, в подражание средневековому замку. Пролёт ступеней, ведущих ко входу, охраняли два каменных льва. К радости Тофера, ученики успели разойтись по домам – по крайней мере, когда его станут водить по классным комнатам, пялиться на него будет уже некому. Как только они подъехали, в дверях показался сам директор. Он взглянул на них с верхних ступеней крыльца, и Тоферу показалось, что он похож на римского старейшину: короткие волосы зачёсаны вперёд, как на римских скульптурах и бюстах, нос с горбинкой, а чёрная мантия – почти как тога. Когда, наконец, директор закончил представляться – а длилось это долго, со всеми «доктор того-то, профессор сего-то», – он знаком пригласил их внутрь и произнёс: «Начнём осмотр. Следуйте за мной!» Взмахнув полами своей чёрной мантии, он первым вошёл в просторный холл восьмиугольной формы, а затем повёл наверх по широкой лестнице. Тофер, который всё время плёлся сзади, нашёл кабинеты второго этажа скучными и старомодными: везде одни и те же высокие окна, пыльные меловые доски и стройные ряды старинных парт. Собственно, пока они не перешли в другой корпус, поновее, ничего более современного им не показали. Зато в языковых классах и в лабораториях по физике всё оказалось оснащено по последнему слову техники. Когда они уже ехали в машине обратно в отель, папа только и говорил что о Новиомагусе.

С этого момента всё закрутилось с немыслимой быстротой. Переезд назначили на первое декабря. Все дни до этого дом был полон чужих людей, занимавшихся упаковкой вещей. Тофер хотел было возразить, что своё имущество упакует сам, но отец сказал, что его новая фирма полностью оплачивает расходы по переезду, и лучше довериться профессионалам. Они упакуют как следует, сказал он, а коробки подпишут, и когда привезут их в новый дом, то расставят по нужным комнатам.

Ка терпеть не могла чужих людей. Несмотря на наступившее похолодание, большую часть времени она стала проводить на улице, забираясь на тополь, который рос в углу сада. Как-то раз в пятницу Тофер вернулся из школы, и её не оказалось ни на тополе, ни в доме. Вечером она тоже не явилась, и в своей прикроватной тумбочке он обнаружил её каменную статуэтку. Целые выходные Ка пропадала, и Тофер места себе не находил, но в понедельник, когда он пришёл домой после школы, она спокойно лежала у него на кровати. Статуэтки, разумеется, больше не было.

– Где ты была, Ка?

Она спрыгнула с кровати и принялась обнюхивать коробки, вмещавшие уже почти все вещи в этой комнате. Тофер взял кошку на руки и заглянул ей в глаза.

– Скажи мне, где ты была?

Ка стала вырываться, и когда он отпустил её, она пошла обратно к вещам. Только потеревшись мордой обо все коробки, она успокоилась и устроилась рядом с ним на кровати. К удивлению мальчика, Ка не проявляла того голода, с которым она обычно возвращалась из своих путешествий. Сейчас она громко мурлыкала и, кажется, была вполне довольна.

– Так куда же ты убегала? – снова приступил он к расспросам. Кошка не ответила, только громко замурлыкала, и Тофер пожалел, что не может сейчас воспользоваться компьютером. Иногда Ка отвечала ему, вводя текст на клавиатуре, но компьютер был уже упакован.

– Тебе совсем необязательно куда-то убегать, в смысле, отправляться в другое время. На новом месте, где мы будем жить, я по-прежнему буду о тебе заботиться. Там большой сад. Может, тебе даже понравится.

В отличие от Ка, Баггинса нисколько не волновали все эти снующие туда-сюда люди – он их как будто даже не замечал. Как две кошки могли быть такими разными?

Настал день отъезда. Баггинс невозмутимо лежал на кипе старых газет на кухне вплоть до того момента, как Молли посадила его в кошачью переноску. Ка сперва поместили в картонный ящик, в котором Хоупы и раньше возили её к ветеринару, но ящик ей очень не нравился. Она с самого начала дала всем это понять. Тофер сидел на заднем сиденье с кошками по бокам. Баггинс тут же заснул, как только они тронулись, а вот Ка начала выть.

– Мя-а-а-ау! Мяу-мя-а-а-ау! – Этот обиженный клич означал: «Тофер, как ты мог так со мной поступить?» Потом она принялась царапать картон изнутри. И снова завыла.

– Мя-а-а-а-ау! Мяу-мя-а-а-ау! – Вскоре её когти показались сквозь дыры, образовавшиеся в картоне. Они ещё не выехали на шоссе, как папа обернулся и сказал: