Юлия Галанина - Гонцы в Ньямаголе

Данюшки вошли и остановились.

На мягкой подушке лежала маленькая, худенькая собачка. Редкая серая шерстка еле покрывала морщинистую кожу. Собачка дрожала, – ей было холодно. Почти прозрачные уши розово просвечивали на солнце, а большие глаза не смогли поместиться на маленькой, круто выпуклой голове, поэтому пучеглазо выпирали вперед, как у стрекозы. Тонкие ножки напоминали паучьи лапки.

– Ну и урод, – прошипел сквозь зубы не сдержавшийся Затычка. – Надо же такому чуду уродиться.

Шустрик и Полосатик были с ним полностью согласны.

Собачка подняла на них темные глаза и тяжело вздохнула. Казалось, она все понимала и извинялась, что получилась такая.

– Сюся моя драгоценная, – засуетился возле подушки чародей, – отдыхай. Мы уходим. Завтра нас ждет путешествие, тебе надо набраться сил. Спи, золотая, не тревожься.

Он прикрыл собачку стеганным атласным одеяльцем и на цыпочках вышел.

– Ну вот, молодые люди, теперь я отведу вас в вашу комнату, – сухо сказал он, засовывая свечку в карман.

Ночь прошла без происшествий.

Возможно, этому помог тяжелый шкаф, который данюшки придвинули к двери, забаррикадировавшись в отведенной комнате от гемпилусов, жожиков и прочих чародейских любимцев.

Утром, чуть свет, замок огласился скрежетом, воем и воплями: чародей собирался в дорогу.

Скрежетали не смазываемые несколько веков колеса его прогулочной коляски.

Выл Гемпилус, который некстати оказался на пути чародея, когда тот шел с масленкой, чтобы смазать оси.

Вопил сам чародей: он наступил на хвост взвывшего стража, запнулся и пролил масло прямо себе под ноги. Поскользнувшись, он упал в масляную лужу, и запачкал свое чародейское одеяние.

Эти звуки и разбудили данюшек лучше любого будильника.

Когда они спустились во двор, шум уже утих. Гемпилус занял круговую оборону в своей сторожке и обиженно оттуда подскуливал. Чародей переоделся в чистый балахон и сосредоточенно поливал маслом колеса.

Зеленый дракончик развлекался тем, что поджег масляную лужу у будки Гемпилуса и, довольно урча, смотрел, как пляшут чадящие язычки пламени на каменной плите.

– А масло-то у волшебника не ахти! – сделал вывод Затычка. – Вот как коптит. Неочищенное.

Открытая розовая коляска чародея, внутри вся усыпанная подушечками и пледами, была увенчана громадным солнцезащитным зонтом. Она казалась такой же игрушечной, как замок и сад.

Странным был и перевертыш, впряженный в коляску. Его окутывала радужная дымка.

– Не подходите к нему! – заверещал чародей, заметив, что Шустрик хочет угостить перевертыша кусочком лепешки. – Он у меня пугливый!

Он бросил наземь масленку и кинулся между перевертышем и данюшками, словно хотел заслонить его от мальчишек.

– Не очень-то и хотелось! – обиделся Шустрик. – А что за туман вокруг него вы напустили?

– От комаров! – отрезал чародей. – Помогите лучше старому больному магу вещи уложить! – продолжал он шаг за шагом оттеснять от перевертыша данюшек. – А я пока дорожный костюм одену и Сюсеньку выведу.

Данюшкам пришлось сносить вниз и укреплять на задке коляски многочисленные коробочки, круглые картонки, саквояжи и сундуки. Их было столько, словно чародей переселялся из замка навсегда.

– Осторожней! – покрикивал он сверху из окна. – Ой, моя парадная шляпа! Нет, сначала э т о т саквояж, а потом т о т!

Наконец все, что считал нужным взять с собой ньямагольский чародей, было уложено. Только тогда он спустился из башни.

Мелко семеня и пристукивая по плитам острым концом красного зонтика, чародей чопорно выплыл из башни.

На нем красовалась белая остроконечная шляпа, украшенная разноцветными пушистыми шариками. Из-под темно-синего, как осенняя ночь, балахона, выглядывали длинные ярко-желтые башмаки с круто загнутыми носами. И башмаки, и края балахона были украшены большими помпонами.

На тоненькой золотой цепочке чародей вел собачку.

Тощие задние лапки Сюселинды жалобно торчали из пышных кружевных панталончиков, вышитая бисером шелковая кофточка болталась на узкой грудке. На голову был нахлобучен чепчик с оборками, в котором были заботливо прорезаны две щелочки для ушей.

Прижав уши и поджав хвостик, Сюся тоскливо спускалась по ступенькам.

– За что собаку-то так!.. – пробурчал Затычка. – Она же живая…

У волшебника, видимо, было другое мнение. Он вдруг остановился, глянул на Сюселинду, съежившуюся в ворохе оборок, и завопил:

– Сюся, драгоценная, что же ты не сказала, что забыла браслетик?

Схватив виновато вздрогнувшую Сюсю в охапку, чародей кинулся обратно в замок.

Данюшки поняли, что отправляться в дорогу им придется еще ой, как не скоро.

Только к полудню, когда чародей, наконец, нацепил все побрякушки, полагающиеся (на его взгляд) приличной собачке, – разные кольца, цепочки, сеточки для ушей и пружинки для хвостов, – лишь тогда они тронулись в путь.

Данюшкам в коляске места, конечно же, не нашлось.

Они были вынуждены бежать позади. На крутой горке перевертыш чародея развил приличную скорость и быстро исчез за поворотом дороги.

Данюшки и не пытались за ним угнаться. Если чародей первым въедет в Ньямагол, они не обидятся.

Только рады будут.

Гора кончилась.

Теперь ровная дорога бежала по лесу.

Не успели данюшки перевести дыхание, как впереди истошно завопил чародей:

– Грабят! Караул!!!

Теряясь в догадках, друзья припустили во весь дух по дороге.

Чародей сидел в коляске, тряс своим пухлым зонтиком и заунывно голосил:

– Средь бела дня! Куда дорожная стража смотрит! Караул!

Дракончик подпрыгивал на плече хозяина и стукался головой в раскрытый над коляской зонт. Он добросовестно пыхтел и выпускал облака дыма, словно перегревшийся чайник. Оглобли были пусты, перевертыш исчез. Сюся спала.

– Ну, наконец-то! Вы не гонцы, а улитки! – обрадовался данюшкам чародей. – Все, наше мероприятие отменяется по уважительным причинам. Перевертыша сперли, из-под носа, можно сказать, увели!

– Кто?

– Не знаю! – небрежно махнул зонтиком чародей. – Воры. Шнырь из кустов и сюда! Я зонт раскрыл и к обороне приготовился, а когда закрыл, – нет моего голубчика, нет родименького! И кто теперь меня повезет в бедный Ньямагол? Кто тот герой? А? Я спрашиваю, кто? Нет никого! Всем плевать, что город пропадает, страна пропадает! И мне, стало быть, тоже плевать. Или я еду, или я не еду! В замке тоже дел полно, две клумбы неполотые стоят. Ну, чего стоите? – взвизгнул он. – Впрягайтесь! Или мы едем, или всем привет! А Королеве Ньяме особо горячий привет!

Данюшки, ошарашенные потоком слов, закончившихся неожиданным приказом чародея, молча переглянулись.