Юлия Галанина - Гонцы в Ньямаголе

– Может, это меня взяли в осаду Опустошители Полей? – ехидно спросил чародей, подбрасывая зонтик на руке.

Данюшки никогда бы не сделали то, что он приказал, если бы дело касалось только их.

Ни за какие блага в мире.

Но их-то, как раз, беда Ньямагола почти и не касалась, не было у них поля, которое можно опустошить. И вообще, в этом деле они были незваными гостями из Акватики.

Данюшки посмотрели друг на друга, зажали свою гордость в кулак, и, кусая губы, впряглись в повозку чародея вместо перевертыша.

Коляска медленно покатила по лесной дороге.

Чародей мурлыкал какую-то песенку, иногда покрикивая:

– Живее, скакунчики мои, живее! Так мы аккурат к Зимнему Солнцу до Ньямагола доберемся!

– Чтоб тебя комар в темя укусил, оглоед! – тихо огрызался Затычка.

Они проехали совсем немного, не смогли даже добраться до деревни, где ночевали по пути сюда. Вечерние сумерки застали их на дороге, надо было срочно думать о ночлеге.

У небольшой речки, пересекшей путь, они сделали привал.

Переехали мост и скатили коляску на небольшую полянку, ниже по течению. Все заботы по обустройству привала, легли, конечно, на данюшек. Было бы даже странно, если бы получилось по-другому.

Чародей аккуратно пристегнул поводок к ошейнику Сюселинды и отправился с ней на вечернюю прогулку, очень, как он объяснил, полезную для здоровья.

Данюшки натаскали сушняка, запалили костер, поставили греться воду и пошли купаться, чтобы смыть с себя все беды дня.

Течение в мелкой речке было быстрое и вода холодная.

– Врет он! – вдруг сказал Шустрик, молчавший с начала сегодняшнего путешествия. – Никто у него перевертыша не крал!

– А куда же он его дел? – удивился Затычка. – В карман положил?

– Не было перевертыша. С самого начала не было. Помните, он во дворе нас к нему не подпускал? Наколдовал картинку сквозь радужный туман, и все дела.

– И картинка его везла? – не поверил Полосатик.

– Под горку что хочешь повезет. Я специально поглядел там, где он нас запряг: ни следов, ничего. По воздуху грабители из кустов выскочили? Этот “великий маг” с самого начала знал, что на нас поедет. Шляпа помпонистая! А мы – дураки легковерные!

– И ты его повезешь? – с любопытством спросил Затычка.

– До города довезу, хоть бы на четвереньках пришлось идти, а вот когда он дело сделает, натяну ему его дурацкий колпак по самые плечи, не посмотрю, что волшебник!

Друзья с уважением поглядели на разбушевавшегося Шустрика.

После этой замечательной идеи сама мысль о том, что завтра придется тащить тележку, показалась не такой противной. Появилась надежда на реванш.

Приободрившись, они окунулись еще раз, оделись и вернулись на полянку.

И очень вовремя.

Оставшийся в одиночестве Жожик развлекал себя тем, что плевался пламенем во все стороны. Кроме костра на полянке уже горело несколько кустов и тлела едким дымом войлочная шапочка Затычки.

– Ты что же это, головешка непогашенная, творишь? – завопил Затычка, увидев, во что она превратилась. – Совсем рехнулся?

Он схватил дракончика за хвост. Держа в вытянутой руке, подбежал к речке и резко окунул. Поболтал под водой, точно тряпочку прополоскал.

Шустрик и Полосатик тушили кусты.

Выдернув дракончика из воды, Затычка потрогал толстое брюшко пальцем, и снова окунул на довольно длительное время.

– Пусть остынет, змей подколодный! – мстительно сказал он.

Затем поднял над водой и с размаха приземлил дракончика на бережок.

Мокрый, как оступившаяся в колодец мышь, наглотавшийся воды Жожик попытался плюнуть в обидчика огнем, но даже дыма выпустить не смог. Только слабая струйка пара вырвалась из усеянной острыми зубками пасти.

Недобро посмотрев на Затычку, униженный дракончик что-то пискляво квакнул и, волоча по траве мокрый хвост, обиженно уполз под коляску, где и затаился, изредка икая и шипя.

Чародей возвратился с прогулки безошибочно к тому моменту, когда данюшки приготовили ужин.

– В кустах сидели? – вежливо спросил его Полосатик.

– Вот времена настали, никакого уважения от молодежи! – возмущенно отозвался волшебник, накладывая себе две порции. – В наше время такого не было, тогда старших уважали, не то что теперь. Да и что удивляться, кругом ложь, беззаконие, тьма харацинская вместо света! О себе все думают, никто о бедной собачке подумать не мог! Разве можно кормить ее такой ужасной кашей? Да и мне ею давиться радости мало, – добавил он, накладывая себе еще порцию. – Только с голоду и ем.

После ужина побурчавший еще немного чародей, представив данюшкам заботу о грязной посуде и охране лагеря, отправился почивать в свою коляску. Развалился на сидении, прикрылся зонтиком и захрапел, как ни в чем не бывало. Из-под коляски ему подсвистывал Жожик. Храпела ли за компанию с ними Сюся – понятно не было. Чародей с дракончиком на пару заглушали все остальные звуки.

– А если Опустошители Полей появятся? – небрежно спросил Полосатик, оглядывая полянку.

– Не появятся, где ты поле видишь? – отшутился Затычка.

– Поле не поле, а надо готовиться, – сказал серьезно Шустрик, вспомнивший ночь в деревне. – Мне не хочется проснуться оттого, что меня укусили. Не хочу столб изображать.

– Значит, думай, – посоветовал Затычка. – Что они боятся?

– А ничего.

– Быть такого не может. Всё чего-нибудь, да боится.

– Вожака они своего боятся.

– Это не то.

– Огонь, – вдруг сказал Полосатик. – Пока у нас только огонь есть под рукой.

Друзья подумали и так, и этак, но больше ничего придумать не смогли. Порешили окружить место ночевки цепочкой костров и принялись стаскивать хворост к коляске.

Полосатик разжигал костры. Не простые, а хитрые, которые Гонцы запаливали в дальних забегах, когда никакого жилья поблизости не было. Костры должны были тлеть всю ночь до утра. Рядом клали приготовленный сушняк, – кинь, и огонь поднимется до небес.

Костры яркой цепочкой протянулись по полянке. Наконец, последний замкнул цепочку в колечко.

– Ну, все, сели в осаду, – подытожил Шустрик. – Может и зря мы так, но как-то спокойней.

За горящими кострами сразу почернела, сгустилась темнота.

В небе висел месяц, холодный и равнодушный. Отливала металлом в неярком свете речная вода на перекатах, а ели по берегам, мрачные даже днем, теперь казались монолитными зубчатыми стенами, безжалостно сжимающими тоненькую живую полоску, упрямо поющую журчливую песню.

Данюшкам не спалось.

Неприятно было, и что там скрывать, страшновато.

Костры потрескивали, постреливали искрами, пробуждая древнюю, со времен первых людей Младшего Народа Воды, уверенность в защите и помощи огня от всех ночных напастей.