Юлия Галанина - Трое из Города

– Кстати, – сказал он, управившись с едой, – пирры, почему-то, разобрали повозки, вместо того, чтобы бросить. И тоже подняли наверх. Попытались провести перевертышей, но те в гору не пошли. Тогда они спокойно их закололи, вырезали лучшие куски, а остальное так и бросили на полянке. Меня там чуть не вырвало.

– А почему “чуть”? – поинтересовался Затычка, доставая из мешка глиняную склянку и четыре пары обуви.

– А в животе ничего не было, вот и не вырвало! – просто объяснил Полосатик. – Я уже и траву жевать приноравливался, и листья. Только оскомину набил! И вот что интересно: все барахло они таскают сами, пленников почти не нагружают и с общей цепи не снимают. Жутковато мне что-то от такой заботливости… Забияка плох – у него, по-моему, рана на голове глубокая, он еле идет. А принцесса ноги в кровь сбила – ее бальные туфельки еще хлипче, чем наши парадные башмаки. Я ночью хотел подобраться, но не вышло. Они на каждый шорох кидаются, чуть тесаком мне не прилетело!..

– Давай-ка свои пятки сюда! – потребовал Затычка.

Он раскрыл склянку и принялся мазать стертые места целебным мухоморовым бальзамом.

– Ты, никак, забыл, сколько у меня ног! – присвистнул Полосатик, глядя на шеренгу башмаков. – Я же тебе не сороконожка какая-нибудь!

– Мерь, умник! – отрезал Затычка. – Подбирай по ноге, а то еще больше собьешь! По всей деревне собирали…

По горной стране пирры перемещались медленно. День они потратили на то, чтобы перевести пленников и перенести весь скарб за второй перевал, где остановились на ночлег.

Данюшки решили заночевать на месте их старого привала.

В большой яме под прикрытием пушистых стланиковых ветвей они развели костер. Легкий дымок затерялся в ветвях, и снаружи его нельзя было заметить. Стараниями Шустрика сварилась похлебка, и закипел чай. После целого дня изнурительных подъемов и спусков еда показалась данюшкам невообразимо вкусной. За ужин Шустрику присвоили титул Короля Поваров.

Наевшись, они затушили костер, наломали веток и забрались под густой куст стланика, как под навес. Устроив ложе, растянулись на нем и безмятежно уснули.

…Ночью первым проснулся Полосатик. Сел.

Он уже привык спать вполглаза, и кожей чувствовал опасность.

На душе у Полосатика было тревожно, но спросонья он не мог понять, почему. Оглядывался и прислушивался.

Небо было глубоким, темно-синим. Ярко светили звезды.

Привычно шумела Безымянка. Но не только она.

Скрип…Хруст…Треск…

Звуки доносились со стороны Оползня.

Кто-то приближался к месту их ночевки.

Полосатик толкнул Шустрика и Затычку, прошептал проснувшимся друзьям:

– Тихо, сюда идут!

Данюшки напряженно замерли, боясь пошевелиться.

Шаги слышались все ближе и ближе. Раздались голоса.

Парочка пирров догоняла своих. К удивлению данюшек, пирры говорили на понятном языке. Чужаки ругались.

– Говорил я тебе, Рваный, раньше надо было выходить! Не пришлось бы по темноте кости ломать на каменюках!

– Заткнись, Шрам! Надо было проследить до конца, чтобы эти с равнины не сунулись за камень! Не люблю я вас, натереров! Вам бы только свою задницу поудобней пристроить, а на остальное плевать!

– Ты наши задницы, Рваный, не трожь! Мы за твоей любовью не гонимся! Натереры своим умом живут, и что там о нас всякие дикие ромбы думают, мы плевать хотели! Понял?!

– Ты меня на “понял” не бери! Мне плевать, что ты там чирикаешь! Я получил задание, и я его выполнил! Войско ушло из Предгорья и ради этой новости я готов хоть в кромешной тьме на карачках в лагерь ползти, так вот, недоносок!

– От недоноска слышу! Всякий безмозглый балбес допер бы, раз войско вышло из деревушки, значит, оно уходит, и провожать его полдня – только дурака валять. Ты бы еще платочком махал им вслед!

– Тебе, видать, последний ум тот желтопузый вышиб? Войско могло и сюда на развилке свернуть! Хоть ты и считаешь себя пупом Земли, но мозгов у тебя, как у курицы, Шрам! Потому-то я и старший дозора, а ты только младший! Так что заткнись! Пришли!

Пирры плюхнулись на землю около костровой ямы. При желании Полосатик или Затычка могли дотянуться до окольчуженных спин. Но ни малейшего желания у них не было. В душе данюшки кляли себя последними словами за то, что так неосмотрительно заночевали в лагере чужаков, но теперь сокрушаться было поздно. Осталось замереть и не шевелиться.

Рваный блаженно вытянул ноги, шумно высморкался. Потом потянул в себя воздух и сказал:

– Что-то жратвой пахнет!

– Это тебе с голодухи чудится! – захохотал Шрам.

Но Рваный поковырялся в яме и рявкнул:

– Заткнись! Угли теплые – здесь костер недавно горел! Кто-то тут побывал!

– Ага! – заржал еще громче Шрам. – Тебя услышал и в те кусты спрятался! – он ткнул в сторону затаившихся данюшек.

– А хотя бы и там! – разозлился Рваный. – Все одно проверю!

Он вытащил меч из укрепленных на спине ножен и шагнул к стланику, где прятались друзья. Хлясь! Меч вошел в куст, просвистев перед носом Затычки. Шустрик с Полосатиком зажмурились, а Затычка, широко раскрыв глаза, уставился на темное лезвие.

Тишину ночи разрезал громкий свист.

– Слыхал? – спросил Шрам. – Атаман до себя требует. Кончай своей железкой кусты подстригать, пойдем. Это у тебя с башкой не в порядке, свихнулся от бдительности. Никакие угли не горячие – это наши оставили. В яме долго стынет. Пошли! Жрать охота, да и Сеченый ждать не любит. Ну, если эти оглоеды мне ребрышко перевертыша не отложили, я их собственные ребра повыдеру, зажарю и съем!

Рваный выдернул меч из куста и, опуская обратно в ножны, спокойно сказал:

– Проверить никогда не вредно! Я потому и живой до сих пор, что на слово никому не верю и всех своих врагов на этом свете не держу, сразу на тот отправляю. Понял, молокосос? Пошли!

Когда пирры перебрались через Безымянку, и звук их шагов постепенно затих, данюшки оживились.

– Я все чаще задумываюсь, чего это нам дома не сиделось? Госпожа Колиза, конечно, панак в юбке, когда разозлится, но, по крайности, хоть мечом перед носом не машет! – задумчиво сказал Затычка, ощупывая лицо. – Какой дурак предложил здесь заночевать?

– Ты! – хором сказали друзья, и Полосатик добавил:

– Теперь каждую ночь будем дежурить по очереди.

Следующие дни были похожи один на другой, как серые валуны.

Пирры перевал за перевалом перетаскивали награбленные вещи и переводили пленников. Они делали это так же деловито, как резали людей в большом Зале Гербов.

Данюшки следили за ними, пробираясь по соседним склонам.

Обремененные скарбом чужаки двигались медленно, и друзья по полдня сидели в каком-нибудь укрытии на гребне горы, наблюдая сверху за перемещением врагов. Пирры, словно муравьи, сновали туда-сюда, таская мешки и тюки.