Леонид Саксон - Аксель и Кри в Потустороннем замке

— Что вы имеете в виду? — уточнил Хоф, в то время как Кри гордо молчала.

— Ну как же… В Древнем Египте кот почитался священным животным, и никакой жрец — не говоря о такой фанатичке, как Мехнеб, — не посмел бы поднять на него руку. А если б ты попросила шакала, поединок бы вообще не состоялся… Ты будешь нашей гордостью, Кри, и я рад, что дал себя уговорить! В знак моего уважения прими новое прозвище, не уступающее славе твоего брата. Да здравствует Кри — Ужас Саркофагов!

Лопнула голубая молния, но девочка даже не вздрогнула. Она не собиралась признаваться, что кот — единственное священное (да и несвященное) из сколько-нибудь крупных животных, которого она, Кри, не боится. И что он выбран единственно по этой причине. Ей не о чем говорить со Штроем!

— Ещё чаю? — предложил тот, выходя со своими гостями наружу, где не было ни малейших признаков разгрома, ни кота, ни Мехнеб с саркофагом.

— Неплохо бы… — сказал Хоф. Штрой захлопотал, но Кри нехотя разжала губы:

— Нет! Я хочу в свою комнату.

— В таком случае и я не могу оставить даму, — развёл руками комиссар. — Напоследок я хотел бы только спросить…

— Что я собираюсь с вами делать?

— Не только. Мой главный вопрос — «Бионика» или «Зевс»?

— Ох, Фибах, Фибах… — вздохнул Штрой. — Пора погрозить ему пальцем… Знаете, я думаю, «Зевс». Эти дети слишком способны и слишком много времени провели с псом наедине. А тут ещё вы… Так что, в любом случае, никто из вас не летит.

— А дальше?

— Дальше всё будет зависеть от Акселя и Кристине Реннер. Я спасу их родителей, как обещал. А вы постарайтесь убедить брата, чтобы он последовал примеру сестры и стал звёздным духом. Видимо, у вас на них есть влияние… Кстати, вы действительно математик?

— Вроде того.

— Ну, тогда мы поладим… Можете у себя в комнатах не стесняться, вас никто не подслушивает. Вы не опасны.

Хоф взял Кри за руку и молча повёл к лестнице.

— Пусть дети зайдут ко мне завтра не позже девяти утра, — окликнул его Штрой. — Или сколь угодно раньше… Мне нужно их последнее слово. Можете прийти с ними.

Эту ночь Аксель и Хоф провели у постели Кри. Она бредила, металась и плакала во сне, то и дело просыпалась, и её приходилось успокаивать. Аксель предложил даже обратиться к Фибаху за каким-нибудь снадобьем, но комиссар веско произнёс: «Не советую». Затем извлёк из собственного кармана снотворные пилюли и дал их Кри с чаем.

— Возраст… — вздохнул он. — Когда-то я обходился без этого. Теперь, думаю, Кри не проснётся до утра. А мы спокойно всё обсудим…

— Спокойно! — фыркнул Аксель. — Накануне конца света.

— Погоди отчаиваться… Ты же сам слышал — быкодракон ненадёжен. Я не скажу этого Кри… бедная девочка и так натерпелась… Но если бы она меня послушалась и не поспешила нынче вечером, всё ещё, пожалуй, можно было бы поправить.

— Как это? — встрепенулся Аксель.

— Если б она согласилась сказать заклятие — ей бы дали возможность. И тебе! И вы успели бы выкрикнуть что-нибудь совсем другое… что защитило бы планету…

— Но тогда нас бы всех растерзали, — тихо напомнил Аксель.

— Конечно.

Мальчик глубоко вздохнул и закрыл глаза. Затем открыл.

— Я это сделаю сам, — прошептал он в ухо комиссару. — И потребую, чтоб сперва отпустили вас обоих!

— Ты молодец, Акси, — положил ему руку на плечо Хоф. — Но теперь поздно. Штрой больше не хочет рисковать. Да и не отпустил бы он нас, а наоборот, взял с собой в космос. К тому же он, я думаю, нашёл бы средство проверить твои истинные намерения. Его не перехитришь… Таких, как он, можно только опередить!

— Но как?!

— Не знаю…

Комиссар прошёлся по комнате.

— У нас только один козырь. Если у Штроя ничего не выйдет сейчас — ещё полтысячелетия наш суматошный шарик выиграет.

— Ну конечно! — возбуждённо сказал Аксель, выпустив руку Кри и привстав. — Ты расскажешь всё своему начальству, оно созовёт учёных, и за то время, что будет у нас в запасе, люди придумают что-нибудь… Ведь правда?

— А кто тебе сказал, что я промолвлю хоть одно слово своему начальству? — медленно сказал комиссар, пристально глядя на него.

— То есть… как?

Хоф сделал ещё один круг по комнате и остановился перед мальчиком.

— Это и есть та главная проблема, о которой я как-то упоминал, — нехотя пояснил он. — Раньше я был частью системы. А теперь она будет против меня. И вас…

— Но почему? За что?

— Во-первых, мне никто бы не поверил. Меня и ещё двоих моих знакомых детей просто-напросто упрятали бы в психушку. Но если бы даже кто-то и поверил…

— То что тогда?

— Это уже не полиция, мой дорогой, — пожал плечами Хоф. — Это политика. И большая политика. Мой шеф — неплохой человек, но будь он даже сам канцлер…

— Ты хочешь сказать, что вся Германия ничего не смогла бы сделать? — недоверчиво спросил Аксель.

— Я боюсь, что весь мир ничего не смог бы сделать.

— Но вы же… люди же… они тоже умные. И хитрые! И способные… — пробормотал Аксель.

— И жадные. Бесконечно жадные, — печально закончил комиссар. — Поверь старому полицейскому. Понимать некоторые вещи — это неизбежная плата за мою работу. Кто-нибудь вроде нашего друга Фибаха — только гораздо более высокопоставленный и опасный, — тут же начал бы прикидывать, что лучше не уничтожать волшебный мир, а договориться с ним…

— Что же тут… — начал было мальчик, гоня от себя недоброе предчувствие.

— Что же тут плохого, спросишь ты? Плохо то, что эти люди не понимают: со Штроем и ему подобными не договоришься! Сперва он потребует от них уничтожить большую часть человечества, а остальных превратить в рабов. И они ревностно бросятся ему помогать — за крохи власти с его стола. А потом он уничтожит и их — когда они сделают за него всю грязную работу. Но даже если у них ничего не выйдет, и какая-нибудь страна — Германия, например, — впрямь сумеет найти супероружие против духов… Впрочем, — прервал он себя, — почему только духов? Против кого угодно! Вчерашние союзники, пришельцы из космоса… ну, и так далее, ты понимаешь… Так вот, у других стран на уме будет только одно: отнять это оружие, чтобы нагнать страху на весь остальной мир. Война людей с людьми началась бы, я думаю, раньше, чем война тех же людей с духами. И через пятьсот лет Штрою уже ничего не пришлось бы делать…

— Но почему? Почему люди такие жадные? — с болью спросил Аксель. — Может, Штрой прав, и мы все заслужили смерть? И надо идти в духи, пока зовут?

— Я так не думаю, — помолчав, ответил Хоф. — Ох, как бы тебе ответить… Пожалуй, я выбрал не то слово, сказав «жадные». Всё обстоит сложнее. Человек, в принципе, не жаден! Он просто боится. До ужаса боится.

— Боится? Чего?

— Жизни, Акси. Человек приходит в этот мир, ничего о нём толком не зная. Какой уж там «Хас» или «Лотортон», защита или могущество… Просто маленький слабый ребёнок, Маугли человеческих джунглей. Он не разбирается толком даже в себе самом. Это ведь тоже наука, да ещё какая… А если ему вдобавок не слишком повезло с семьёй и друзьями? По-настоящему, любому человеку должен принадлежать весь мир! Но стоит только ему, законному хозяину и наследнику, протянуть руку к чему-нибудь серьёзному — как в его ушах тут же звенят тупые и трусливые вопли, которым нет числа: «Не смей! Это не твоё! Это для тех, у кого власть и деньги! Деньги и власть!» И вот вместо того, чтобы задуматься об окружающем его огромном мире, открыть его для себя, понять своё место в нём, человек начинает гнаться за двумя самыми нелепыми вещами на свете… И вяжет себя ими на всю жизнь!