Леонид Саксон - Аксель, Кри и Белая Маска

Аксель, не глядя на неё, прочитал своё «Хотел бы отдать в поклоне я…» — и сам уже не знал, стоило ли это делать. — Нравится? — спросил он с замиранием сердца.

— Нет.

— Почему?

— Как можно отдать то, чего у тебя нету? Это же чушь, Акси!

— Никакая не чушь, — сердито сказал Аксель, вставая и нервно потирая подбородок. — Ты не понимаешь…Я хотел сказать, что если бы у меня было ещё что-нибудь… кроме того, что уже есть…я бы и это отдал!

— Ну вот так бы и написал, — наставительно, как малому ребёнку, заметила Кри, и вдруг прищурилась на блокнот: — Постой, это же не всё! — Она потянулась вперёд, но Аксель в последнюю секунду успел выхватить блокнот и спрятать за спину. — Что там у тебя? Дай-ка сюда…

— Не твоё дело! И, к твоему сведению, читать без спроса — нечестно!

— А писать без спроса — честно?! — выпалила Кри, развернулась на каблуках не хуже Пепы и хлопнула дверью. Аксель скрипнул зубами, положил блокнот в тумбочку, затем, подумав, перепрятал под матрац и поспешил в «Сервисиос», тем более, что снизу уже доносился голос Детлефа: «Кри, Акси, да где же вы?»

Экскурсия в Альбуферу доставила ему мало удовольствия — он дулся на Кри, а та отвечала полной взаимностью. И оба, как могли, старались скрыть это от отца. «Надо же… — думал Аксель, бессознательно выплёскивая на сестрёнку всю досаду от мысли, что патио скоро опустеет. — Я ещё должен спрашивать у неё разрешения, чтобы…Совсем зарвалась!»

— Акси, ты не заболел?

— А?

— Ты не болен, сын? — повторил Детлеф, наклоняясь к нему над бортом катера и кладя большую ладонь на его макушку. — Может, перекупался? — добавил он не очень уверенно.

— Да…Да, папа! Перекупался! — обрадовался Аксель. — Я завтра утром пойду на пляж попозже, ладно?

— В самую жару?

— Ничего…

— Дело твоё…Полежи в номере, поспи.

— Может, в номере. А может, в патио посижу, — согласился послушный сын. — На холодке…

— В лес только один не ходи.

— Что ты, я же понимаю…

— Тьфу! — явственно донеслось до них, и оба быстро взглянули в сторону Кри. Но та с каменным лицом глядела куда-то в море и к вопросам явно не поощряла.

С нетерпением дождавшись вечера, Аксель улизнул из пансиона и сбегал на пляж, к телефону-автомату. С «ресепсьон» Реннеры никогда не звонили, это стоило дороже, а кроме того, мальчику хотелось поговорить без свидетелей. Он поспешно набрал номер и нетерпеливо задышал в трубку, утонув невидящим взглядом в голубизне вечернего неба.

— Здравствуй, Незримый Лис, — сказал Аксель, дождавшись, когда трубку сняли.

— Здравствуй, Спросивший Смерть, — ответил Хоф. — Как отдыхается? Надеюсь, папа, ты и Его Луна в порядке?

— Да, Отто, спасибо! — скороговоркой выпалил мальчик. — Ты сейчас спросишь, не было ли происшествий, так вот, было одно… — и он всё так же торопливо рассказал о сосне, стремясь поскорей перейти к главному.

— Cтранно, — заметил Хоф, выслушав его и задав несколько уточняющих вопросов. Голос его был спокоен, но Аксель словно воочию видел и нахмурившийся лоб, и сосредоточенный взгляд маленьких глазок. — Странно потому, что я тоже согласен с Кри. Это не похоже на месть духов. Но ещё меньше это похоже на случайность. А не вернуться ли вам в Мюнхен, друзья мои?

— Ты же понимаешь, Отто: если что, они нас везде найдут, — с досадой ответил мальчик. Меньше всего на свете ему сейчас хотелось уезжать!

— Вот именно: если что…Учитывая, что в Германии с вами ничего подобного не происходило, а на Сан Антонио случилось немедленно, почему бы не предположить, что данный остров отличается какими-то особенностями…которые развязывают противнику руки…то есть лапы, — знакомым Акселю до мелочей кабинетным тоном сказал Хоф. — Скажи, Акси, а волшебная защита ваша сработала?

— Не знаю…

— Что значит «не знаю»?

— Эта сосна…упала мимо. Она накрыла машину только кончиками ветвей!

— И чем это тебя так озадачивает? — поинтересовался комиссар.

— А почему ты решил, что я озадачен? — хмыкнул Аксель, в который раз подивившись сверхъестественному чутью собеседника.

— Про голосу, дорогой, по голосу…Так в чём дело?

— Сам не пойму, — признался мальчик. — Что-то во всём этом было и впрямь не так. А вот что — никак не соображу!

— Если всё же сообразишь, немедленно звони мне. Прямо на «хэнди», не дожидаясь вечера, о’ кей? Жаль, меня с вами не было…

«Да уж, — подумал Аксель. — Ты-то сразу догадался бы, в чём загвоздка!»

— Ну, а о чём ещё ты хотел со мной посоветоваться? — продолжал Хоф. — Выкладывай.

— Это ты…тоже по голосу?

— Угу.

— Жуть! — признал Аксель. — Как хорошо, Отто, что ты ловишь не меня! Ну ладно, я…В общем…Можно, я прочту тебе один стих?

— Валяй! — согласился Хоф. — Только учти, я в этих делах тот ещё спец…

— Ничего, ничего, лучшего мне не надо!

И Аксель с чувством прочитал ему «Никак не могу я в сердце унять предрассветной дрожи…» — но не половину, как Кри, а всё целиком. И с трепетом спросил: — Ну как?

— Мм…Для начинающего стихотворца, по-моему, неплохо.

— Спасибо, Отто! А тебе одна строчка не кажется…глуповатой?

— Какая?

— «Что есть, и то, чего нету…» Нельзя ведь отдать то, чего нет, правда?

— Ну…можно, конечно, выразиться и поточней, — признал Хоф, — но в целом понятно, что ты хотел этим сказать. Стихи, друг Аксель, — не полицейский протокол, верно?

— Да! — с жаром согласился окрылённый поэт.

— А вот другая строка, — безжалостно продолжал Хоф, — и вправду немножко странновата…

— Какая? — уныло спросил уже Аксель.

— «На сахар она похожа». Дрожь допустимо сравнить с криком больного младенца, поскольку то и другое — не вещь, а, выражаясь языком судебной медицины …хм…нервная реакция. Но сравнивать дрожь с сахаром — при всём понимании твоих чувств — я бы поостерёгся. Хотя, повторяю, ты слышишь мнение человека, далёкого от поэзии. Может, чуть-чуть доработаешь это место?

— Да некогда мне его дорабатывать! — с отчаянием сказал Аксель. — Времени осталось — всего ничего!

— Какого времени?

— Неважно…Большое тебе спасибо ещё раз!

— Не изменились ли твои планы на будущее, Акси? — спросил Хоф, оставив, к счастью, опасную тему нехватки времени. — Ты, может быть, решил стать поэтом?

— Э-э…и да, и нет, — честно ответил Аксель. — Я, наверное, буду полицейским, и буду работать у тебя, а в свободное время — писать стихи. Вот.

— Ясно, — очень серьёзно сказал комиссар. — Если у тебя всё получится (кроме работы под моим скромным началом, потому что я к тому времени давно уйду на пенсию), то ты, наверное, будешь единственным в мире полицейским — поэтом.

— Почему?

— Эти два ремесла плохо сочетаются, дружок. И нужно быть особенным человеком, чтобы совладать с тем и другим. Но, вполне возможно, ты такой и есть, — успокоительно закончил комиссар полиции Отто Хоф, которому духи дали заслуженное прозвище «Незримый Лис».