Наталья Суханова - В пещерах мурозавра

— Ой-ой-ой-ой! — закричала вдруг Нюня. — Смотрите, смотрите, муравьи на шпагах дерутся! Нет, не на шпагах, а на этих самых антеннах!

— Они не дерутся, они разговаривают!

— А о чем? А как? А что они говорят? А вы их понимаете? — забросала вопросами дядю Люду Нюня.

В это время еще один муравей, которого они сначала даже не заметили, остановился возле дяди Люды и протянул к нему антенну. При этом он раздвинул челюсти, похожие на серпы, и Бабоныко хотела уже упасть в обморок, но тут к муравью подбежал другой, коснулся его антенной и вывернул набок голову. Путники не стали ждать конца этого разговора, а отбежали в сторону.

— Старый я дурак! — сказал энергично Людвиг Иванович. — Как же я забыл, что надо намазаться жидкостью из Фиминых пузырьков! У него же прямо написано: «Мой пароль — ФФ-101. Только моим паролем надо мазаться. Он сам себя назовет, когда его спросят». А ведь очень вероятно, что тот муравей спрашивал у меня пароль.

— А если бы вы не ответили?

— Он тут же разорвал бы меня!

— Ах, мне дурно, — сказала Бабоныко и, наверное, все-таки упала бы в обморок, если бы Людвиг Иванович не открыл пузырька и не запахло такой кислятиной, что Бабоныко тут же зажала нос.

— И вы хотите, чтобы я этиб дабазалась? — прогнусавила она, с ужасом глядя, как натирают себя «паролем» Нюня и Людвиг Иванович. — Дет, дет, бои дервы де передесут этого запаха! Человек, который уважает себя, де божет плохо пахдуть!

— Раскудахталась! — проворчала бабушка Тихая. — Мазюкай меня, Лютик Иваныч!

— Ой, дядя Люда, ой, вы ж и правда на лютик похожи! — рассмеялась Нюня, сначала разглядывая муравьиную антенну, а потом прилаживаясь размахивать и по-муравьиному постукивать ею.

— Матильда Васильевна, у вас бывают мигрени? — спросил Людвиг Иванович, кончая намазывать Тихую.

— Бигреди? Девероятдые!

— Так это первое средство; графини только так и спасались от мигреней и обмороков.

— Деужели? — спросила недоверчиво Бабоныко, но все-таки подвинулась ближе к Людвигу Ивановичу.

В то время как Людвиг Иванович, уговаривая и приговаривая, намазывал Бабоныку, Нюня так увлеклась игрой с антенной, что подошла совсем близко к муравьям, внимательно разглядывая, как орудуют антеннами они, и тщательно копируя их движения.

— Ну, вот, — сказал Людвиг Иванович, сбрызгивая напоследок Бабоныку. Духи «Кармен», да и только!

— Детка! — закричала вдруг не своим голосом Бабоныко. — Куда ты?

Стремительно обернувшийся Людвиг Иванович увидел только, как на растопыренных ногах несется муравей, а за ним, зацепившись за него антенной, но не выпуская ее из рук, мчится Нюня. Миг — и они исчезли.

— Этого только не хватало! — сказал как никогда серьезно Людвиг Иванович и, не обращая внимания на причитания Матильды Васильевны и брюзжание бабушки Тихой, наскоро смастерил из паутинной веревки нечто похожее на гамак и натянул его на две оставшиеся у них муравьиные антенны.

Муравей, к которому прицепился паутинной петлей Людвиг Иванович, несся вперед со скоростью гоночной машины. Дорога была ужасная — ухабы, крутые спуски. Паутинный гамак хорошо пружинил. Старушки, вцепившись с двух сторон в Людвига Ивановича, только ахали и охали: ахала Матильда Васильевна, охала Тихая. Однако Людвигу Ивановичу было не до них. Одной рукой он крепко держал паутинные вожжи, другой сжимал фонарик, водя им по сторонам, — Нюня ведь могла удариться, упасть, выпустить свою антенну и лежать где-нибудь на дороге. Время от времени их муравей резко останавливался, чтобы «поздороваться» со встречным. Потом снова срывался с места и развивал гоночную скорость. Старушки уже не ахали, а стонали. Людвиг Иванович светил фонарем по сторонам. Нюни нигде не было.

Впереди возник просвет, еще через мгновение муравей затормозил, и они оказались возле площадки, на которой муравьи исполняли какой-то танец: делали пробежки, поводили туда-сюда брюшками, подскакивали, опускали и поднимали антенны, потряхивали головами, покачивались и даже кувыркались. В самой гуще муравьев путешественники увидели Нюню — она как ни в чем не бывало училась муравьиным танцам.

На секунду замерев, их муравей кинулся в самую толпу, и быть бы свалке, если бы Людвиг Иванович вовремя не перерезал «вожжи». От двойного толчка старушки перевернулись и вскрикнули. В ту же секунду Нюня была возле них, помогала Людвигу Ивановичу поднимать и отряхивать старушек и при этом болтала, не закрывая рта:

— Вот и вы! Я думала, вы немного позже подъедете. Вы видели? Я научилась танцевать, совсем как муравьи. Вот здорово! Когда я снова стану большая, я в школе всех научу муравьиным танцам. Никто не умеет, а я умею! Ты не очень ушиблась, бабунечка? Вот подожди еще немного, и ты здесь всему научишься! Я так и знала, что вы тоже приедете на антеннах!

— Анюнечка, деточка, как ты меня напугала! Я думала, умру от ужаса, а ты здесь танцуешь! И, господи, хотя бы мазурку, а то какие-то дикости!

— Нюня, еще одна такая выходка — и я отправлю тебя назад! — строго сказал Людвиг Иванович.

— А то можно пауку подбросить, — предложила Тихая, и было непонятно: не то она так мрачно шутит, не то и в самом деле считает, что Нюня им в помеху.

— Какая вы злая! — обиделась Нюня.

— Я злая, а ты дурная. А один дурак цельный полк погубит.

Людвиг Иванович огляделся. Невдалеке от «танцплощадки» виднелась дыра, из которой, пошевеливаясь, торчали антенны.

— Ну-с, так, — сказал дядя Люда, — надеюсь, это вход в «наш», а не в какой-нибудь чужой муравейник?

— Оне не смотрють, свое ли, чужое ли, — проворчала Тихая. — Вчерась варенье варила, из-за ентого Ехвимки убрать не успела, аж дух смородинный стоить!

— Ну вот и прекрасно! — обрадовался Людвиг Иванович. — Значит, муравейник и в самом деле наш. Ну и нюх же у вас, бабушка Тихая! Итак, прошу приготовиться к вхождению в муравейник.

— Как? — спросила Бабоныко. — Мы пойдем в пещеры к этим мухозаврам?

— Но вы ведь сами хотели помочь Фиме.

— Ну что ж, я готова.

Людвиг Иванович придирчиво осмотрел свою команду:

— Бабушка Тихая, пожалуйста, проверьте, достаточно ли сильно мы пахнем, не отличается ли наш запах от муравьиного.

Тихая быстренько обнюхала всех — Нюне даже щекотно стало.

— У ентой, — доложила Тихая, тыча в Бабоныку, — ворот духами воняеть.

— Придется, Матильда Васильевна, вас еще раз сбрызнуть.

— Я де передесу! — захныкала Бабоныко, одной рукой зажимая нос, другой зачем-то прикрывая ухо. — Ода дарошдо, ода дазло!

— Бабонька, да замолчи, наконец, не хочешь же ты чтобы муравей перекусил тебя!

И словно нарочно, чтобы проиллюстрировать Нюнины угрозы, входа в муравейник разыгралась короткая жуткая сцена. Какой-то жучок сунулся было туда, но выскочил огромный сторожевой муравей, подпрыгнул и трахнул об пол челюстями. Жучку бы убраться подобру-поздорову, а он замешкался. В следующее мгновение сторожевой муравей широко, как экскаватор, раздвинул зубчатые жвалы и, сведя их, резанул жучка. Жучок в свою очередь поднял клешню, но муравей уже отскочил, наставил брюшко и выстрелил ядом. Жук упал мертвый. Бабоныко упала в обморок, но Людвиг Иванович не разрешил поднимать ее, а велел Нюне как следует вывалять ее, бесчувственную, в пыли на муравьиной дороге. Нюня перевернула Матильду Васильевну несколько раз, та чихнула и очнулась, как раз когда Людвиг Иванович, бабушка Тихая и Нюня сами катались на дороге, пропитываясь муравьиным запахом. Глядя на них и на свой халат, Бабоныко грязным кружевным платочком промокнула грязную слезу на грязной щеке.