Лев Лобарев - Дорога, которая не кончается…

…И в один прекрасный день, неразличимый в череде прочих, человек решит, что он вспомнил.

Когда-то он жил не здесь. Его мир был лучше, гораздо лучше, в нем было тепло и светило солнце, в нем ярки были краски, он был добрее и намного понятнее.

Другой мир. Это покажется ему выходом из злого безнадежного тупика, и человек ухватится за обрывки воспоминаний. А однажды он решит (или и впрямь просто вспомнит?), что мир этот открыт для него до сих пор. Но как туда уйти, он так и не поймет.

И тогда человек придумает себе Странника, чтобы тот рассказал ему, как вернуться домой.

Потом…

А ведь потом он начнет искать этого Странника среди прохожих. И, конечно же, не найдет. И однажды спросит на улице залетного хипа:

— Ты — Странник?..

Хип честно скажет «да»… Но человек уже будет уходить.

Не слушая ответа.

…Он стоит, опираясь спиной о постамент, заложив за пояс большие пальцы рук, и с прищуром смотрит вокруг. Одна нога согнута в колене, другая — выпрямлена. Ты приостанавливаешься, случайно зацепившись взглядом, и вдруг немеешь на полувздохе.

Он смотрит на тебя и смеется.

— Что, парень?.. Время не знаю. И спичек нет… Что, так и будем смотреть — я на голубей, ты на меня?.. Может, поменяемся?.. Только крошки я клевать не буду… Слушай, если тебе назначили свидание у памятника, то, ей-же богу, это не со мной…

Он совершенно реален, и реальна издевка в голосе. Но тебе кажется, что все это только невозможный сон. И ты разлепляешь губы, с головой ныряя в омут.

— Странник… — голос осип и сорвался. — Странник!

Чуть более внимательный взгляд.

— Да, меня так зовут. Ну и что?

И — исчез гул толпы, грохот перекрестка, исчез сам город, и в оглушительно-вязкой резиновой тишине остались только вы двое.

— Странник… — ты мучительно не можешь найти слов. — Я слышал, ты ищешь спутника… — не то, не то! И, почти с отчаяньем, как последнюю надежду: — Если у нас есть родина, Странник… то она у нас одна!

Усмешка.

— Тебя как зовут?

Пауза. Потом, решившись, нездешнее:

— Шер.

Усмешка.

— У тебя талончики на трамвай есть?

Ты растерян неожиданным переходом:

— Наверно найдутся… А что?

— А у меня есть хлеб и чай… Куда поедем? Здесь, знаешь ли… шумно…

— Куда тут можно уехать?.. Разве что за город… в лес…

— Романтик, он считает, что здесь еще остались леса… А впрочем, поехали. А кстати, любитель природы… Ты никогда не замечал, что городские голуби предпочитают убегать, а не улетать?

Ты отвечаешь, не задумываясь, вот они перед глазами — разучившиеся быть свободными, плененные низким каменным небом…

— Город подрезает крылья. И не только птицам.

Он непонятно смотрит на тебя. Снова усмехается.

— Да нет, просто раскормлены сверх меры, — но прежде, чем ты успеваешь среагировать, задумчиво добавляет: — А впрочем…

— Что?

— Нет, ерунда… Идем?

…А потом вы остановитесь на безлюдной опушке изрядно загаженного леса.

Потом Странник будет травить бесчисленные байки, и во время его рассказа словно сам собой появится небольшой костерок и котелок с ароматнейшим чаем, в котором будут плавать сосновые иглы и прочий мелкий лесной мусор…

А потом ты будешь рассказывать ему о своем городе. Но, конечно, в твоем рассказе это будет другой город, очень похожий на настоящий, но куда более подходящий для тебя. И Странник скажет: «А мне это нравится! Пошли?»

И вы действительно придете туда. И город обнимет тебя, ласково и заботливо, и ты с головой окунешься в его солнечные дни и теплые, с бесконечным распахнутым небом, ночи. Самые лучшие дни и самые лучшие ночи.

А когда настанет время уходить, ты не сумеешь вырваться оттуда, увязнув в паутине собственных мечтаний и страхов… А Странник… Он не сможет тебе помочь: из таких мест нужно уметь уходить самому. Он будет только смотреть на тебя и видеть — себя и Страну Желаний…

И после ты еще долго не сможешь простить ему этого.

А потом вероятности снова затанцуют в хороводе, и в одной ты останешься бессилен, а в другой, разрывая по живому себя и город, вырвешься прочь, оставив в липкой паутине половину перьев.

У костра на опушке леса Странник будет отпаивать тебя чаем, придерживая за плечи, и рассказывать тебе самые лучшие сказки…

Он расскажет тебе, как вернуться домой. И даже покажет выход. Но теперь ты останешься с ним, продолжая путь.

А однажды, когда вы будете идти по пыльному проселочному тракту, параллельно ему, прямо через зеленые луга, ляжет вдруг асфальтовая лента с прозрачным покрытием, под которым белеют сигнальные полосы. И будет автомобиль, ярко-красный спортивный автомобиль, быстрый, как ветер. И человек за рулем — острый взгляд из-под сведенных бровей, струйка крови из прокушенной губы да белизна костяшек сжимающих руль пальцев.

И все…

Вот только Странник потом еще долго не сможет выговорить ни слова…

А однажды, в одном из городов, куда вы забредете по пути, вы на несколько часов расстанетесь. То ли он зайдет к кому-то из старых приятелей, то ли ты отправишься побродить по улицам… И кто-то из прохожих окликнет тебя: «Странник!»

Ты ответишь, и только потом сообразишь, что это в общем-то — не твое имя…

А потом, золотистым теплым вечером, глядя на тебя сквозь пламя костра, Странник скажет с непонятной усмешкой:

— Ну, что, Шер?..

Ты, сразу поняв его, улыбнешься в ответ.

— Что?

— Вместе?

Прежде, чем ответить, ты секунду помедлишь.

— Конечно, вместе.

Тогда он вновь повернет к тебе освещенное пламенем лицо, но теперь на нем не будет улыбки.

— Но это Дорога, Шер. Запомни: это Дорога, которая не кончается.

…Да, это покажется выходом. Вместо тусклого, свинцового неба — яркое солнце, вместо грязного асфальта — зеленая трава и золотистая пыль Дороги. Вместо всеобщего равнодушия — верная дружба, вместо оглушающей бессмысленности — сознание цели. Даже страх и смерть казались там куда более настоящими — узкие темные улицы средневекового города, чадящий, неверный свет факелов, блеск и звон обнаженных мечей, жуткие твари, не принадлежащие миру людей, мрачноватая магия защитников Света…

Здесь, дома, у него будет большая, хорошо подобранная библиотека. И в книгах, написанных другими людьми, он неожиданно начнет встречать отголоски своих собственных воспоминаний. Тогда он станет искать тщательнее, правда, лишь смутно представляя, что ему нужно. И постепенно из обрывков нитей, из неясных фраз и туманных намеков выстроится картина другого мира…

Собственно говоря, это не был мир. Это была Дорога. Способ путешествовать между мирами. Дорога, где царствуют свои законы. Где есть место всему, что угодно.

Дорога. Просто дорога, покрытая золотистой пылью.

На обочине Дороги, на всем ее бесконечном протяжении, стоят города. Похожие и не похожие друг на друга. Нанизанные на Дорогу, как жемчужины на нить. Каждый город принадлежит какому-нибудь миру и одновременно служит воротами в него. И следом за средневековым городом-крепостью мира Льелис может идти ультрасовременный космодром Рейсольи или, скажем, Москва.