Василь Когут - Копия Афродиты (повести)

— Как Альдаген?

— Старается, — успокоил воевода. — Больше всех старается. И тропы ведает, и места, богатые добычею. Глаз наметан, что у коршуна.

— Вижу, — неопределенно сказал князь. — Глаз, как у коршуна…

Князь дал указание сытно и вдоволь накормить лошадей. Сделать запас корма на переход. Гаврила не спрашивал, на какой переход. Но все чувствовали — время покидать эти места.

В земле саамской наступил зенит лета. Отцветали травы и ягодники, на них появилась зеленая завязь. Она будто торопилась вырасти, быстро наливалась соком, увеличивалась на глазах. Но погода была капризной. Утро могло быть солнечным и ласковым, к вечеру — ливень. Холодный ветер мог неожиданно принести мокрые хлопья снега, а через час все стихало и выглядывало из-за туч ласковое и подобревшее солнце. Такие непредвиденные перемены были непривычны для дреговичей. Но и они уже с этим свыклись, не роптали, не жаловались. Трудились вдохновенно, и этот ежедневный тяжелый труд приносил им радость и удовлетворение.

Марфинька целыми днями находилась на стоянке, собирала травы и цветы, прогуливалась по берегам озера и речки. Благовест неотступно находился с ней. Он учил ее лекарским тайнам: какие травы и цветы от каких болезней, как их срывать и сушить, как готовить из них зелье. Эту мудрость за день-два постичь было невозможно, но Марфинька уже многое знала и дала себе слово, что, приехав домой, обязательно научится лекарскому знахарству.

Каждый раз поражала Марфиньку речка. Под водой скрывались пороги, и вода, перекатываясь через них, бугрилась, пенилась, будто старалась снести со своего пути препятствия. Но так повторяется каждый день, каждый час, пороги стояли, вода сопротивлялась, и это казалось вечным, непреодолимым.

Вечером, когда все работы были закончены и дружинники собрались на отдых, князь вышел из шалаша и объявил:

— Други мои! Послушайте княжеский указ. Хорошо потрудились вы в походе. Но всему бывает конец. Завтра в последний раз все едем на охоту, и каждый, что добудет, забирает себе. Это личная добыча, прощальная. Последняя в саамской земле. Послезавтра с зарей уходим отсюда, возвращаемся в княжество. Обратный путь всегда короче. В своем родном княжестве мы вместе отпразднуем день Великого Перуна.

Наступила торжественная тишина. Лица дружинников озарились улыбками. И вдруг одинокий голос нарушил эту тишину:

— Слава князю осовецкому!

— Слава!!! — поддержал многогласный крик. — Слава!!!

Князь низко поклонился своей дружине. Марфиньке показалось, что только Альдаген был недоволен сообщением.

Игорь Василькович торопился.

День предвещал быть солнечным и теплым. Утро ясное, прохладное, на траве обильная роса. Комары и мошки летают роем. Значит, быть погоде. Дружинники раньше обычного ушли на охоту.

Благовест привел коня, забросил на него пустые мешки и направился в нору. Князь уже работал там, сортировал камни, брал каждый из них в руки, будто взвешивал. Марфинька стала помогать ему. Наполнив камнями два мешка, вынесли на улицу. Перевязав их сыромятиной, чтоб удобнее взвалить на коня и закрепить, они уже приподняли их, как из-за горы выскочил гридин Ивор, весь в грязи, бледный, и, заметив князя с Благовестом, крикнул:

— Княже, беда! На реке свеи с саамами! Мешки с камнями рухнули на землю.

— Откудова?

— Против волн гребут.

— Много ли?

— О двух ладьях. Воев двадцать будет, — Ивор бежал, докладывая на ходу. — Не с миром идут. Требуют меха и шкуры отдать. Альдаген пошел на ступь 34 34 стычку. … Быть сечи!

— Пес поганый! — только и сказал князь. Марфиньку бросило в жар. Тяжело опустилась на

мешок с камнями, закрыла руками лицо.

— Боженька! — шептала она. — Отведи их от брани. Игорь Василькович вскочил на коня, вытащил из

ножен меч.

— Беги и собирай дружину! — крикнул Ивору. Рванулся вперед, но затем резко остановился, подъехал к Благовесту:

— Камни в нору! Все меха — в нору! От княгини — ни на шаг! Будьте тоже в норе.

За горой на берегу уже шла сеча. Свеи и саамы в легких боевых одеждах, со щитами, тугими луками и длинными пиками, рассыпались по берегу шеренгой, с диким криком и воем наступали на малочисленных дружинников. Некоторые княжеские вои, услышав боевой клич Гаврилы, бежали из засад и дальних троп к реке. Князь несся на коне, комья грязи летели из-под копыт. Игорь Василькович торопился. Знал, что его дружина не готова к бою. Защитные шлемы с сетчатыми металлическими наушниками остались в лагере, металлические нагрудники — там же. Даже мечи не все взяли с собой. Многие — с охотничьими ножами. Только смелостью, только отвагой можно было одолеть врага.

Князь, словно разъяренный тур, врезался на коне в боевые порядки свеев и саамов. Тяжелый меч молнией носился над головами врагов. Упал один, второй… Но и отряд дружинников редел. Пронзенные стрелами, незащищенные воины падали, стонали. Вдруг конь под князем споткнулся, упал на передние ноги, и Игорь Василькович вылетел из седла. Но удержался. Тут же вступил в схватку с могучим неприятелем. Мечи скрестились, заскрежетали, заискрились. Скрежет металла резал уши, внушая страх, вызывая лють. Князь наступал. Сильным ударом расколол он щит свея, следующим — располосовал врага.

— Вои! — кричал князь. — Не посрамим оружия осовецкого. Костьми ляжем — позора не будет!

Отряд дружинников стал теснить свеев и саамов к берегу. К Игорю Васильковичу на коне подскочил разгоряченный воевода:

— Бери коня, князь! Уходи!

— Не надо. Где Альдаген?

— В ладьях с неприятелем. Уплывает по течению.

— Полонен?

— Сам добирался. По всему — он ожидал врагов.

— Надобно поймать его.

И вдруг резкий, истеричный голос слева заглушил гул и лязг сечи:

— Неприятели позаду!

Марфинька наблюдала за происходящим. Хотела птицей ринуться на помощь, но Благовест крепко держал ее за руку, не разрешая сделать и шагу. Приказал, чтобы и голоса не подавала.

— Неприятели позаду!

Князь инстинктивно повернул голову назад. Скрываясь, пригибаясь к земле, со стороны гор на помощь свеям и саамам двигался второй отряд. Игорь Василькович, наверное, сразу понял безысходность своего положения. Силы теперь были слишком неравны. Первый проблеск победы таял, как туман. Князь снова кинулся на врагов. Можно было все уладить, мелькнуло в мыслях, договориться. Но Альдаген… Непреднамеренно ли затеял сечу? Не по договоренности ли? И Гаврила об этом говорил…

Князь поднял руку с мечом, но что-то со стороны ладьи ударило его в спину. Он не кричал, не звал на помощь. Только рука его ослабла и меч выпал на землю, а затем князь и сам повалился лицом в траву. Господи, неужто конец?