Вадим Чирков - Слямбу катамбу нок! или Прключения первобытного выдумщика

Толпа отлепливалась от Горы и постепенно, шажок за шажком приближалась к разговаривающим, со страхом, однако, поглядывая на огромину мамонта.

— Ежели он уйдет, — заворчал вождь, — ежели уйдет…

— Ты хотел сказать, что мы останемся тогда без еды? Напролом, ну-ка глянь на голубей над собой!

Охотник, державший лук наготове, поднял его, прицелился, выстрелил — голубь, пронзенный стрелой, упал между Думом и Сокрушаем. Вождь, не веря своим глазам, уставился на мертвую птицу.

И все же поднял голову.

— Дум, тебя посылали к Краю Земли, чтобы там заглянул в Бездну и свалился в нее. Ты не выполнил наказа!

— О великий! Оказалось, для того, чтобы заглянуть в Бездну, не обязательно ходить так далеко. Хочешь сейчас же увидеть ее?

— Зачем мне Бездна! Покажи ее Шито-Крыто, это по его части.

— Шито-Крыто, хочешь? Хочешь заглянуть в Бездну?

— Заглянуть в Бездну? Ты думаешь, Дум, у меня нет других дел и забот? Сколько угодно! Время ли интересоваться Бездной, когда дух Горы Тарарам начал вдруг, отвечая мне, шепелявить? А еще я ломаю голову над тем, как приостановить лето, чтобы мы успели запастись всем необходимым на зиму. И вот что еще мне досаждает: к нам повадились странные на вид огненные по краям облака — я и думаю, как от них отмахаться… Видишь, Дум. сколько у меня хлопот! А ты пристаешь ко мне со своей Бездной! Советую тебе забыть о ней и заняться настоящим делом!

Сокрушай тем временем уже подозвал к себе Напролома, и оба о чем-то разговаривали, поочередно держа в руках лук. А Хоть-Куда уже смешался с толпой и что-то говорил, говорил…

Вот какой была долго ожидаемая встреча наших путешественников со своим племенем, с вождем Сокрушаем и шаманом Шито-Крыто.

В тот же день мамонт был отпущен восвояси. Проводить его пошли все трое — а за ними, в отдалении, следовали почти все внуки Горы. Вождь и шаман на этот раз стояли позади всех.

Самый Большой долго не понимал, почему люди то ли отпускают его, то ли прогоняют — он успел привыкнуть к ним и даже, если можно так сказать, полюбить их, особенно Хоть-Кудая, который приносил ему самую вкусную еду и всегда помногу.

Дум, Напролом и Хоть-Куда шлепали мамонта по мохнатому боку, говорили: "Ну иди же, иди!", но он все стоял, протянув к людям хобот, касаясь им то одного, то другого, не веря или не понимая, что они хотят распрощаться с ним навсегда.

Люди сами пытались уйти от него, но Самый Большой поворачивал и шел за ними..

И вдруг, в какой-то момент долгого этого прощания зверь понял, чего хотят от него. Он остановился, поднял хобот и затрубил так тоскливо, что у всех троих сморщились лица, словно они должны были заплакать. Парни боялись посмотреть друг на друга.

А мамонт, потрубив еще немного, — его крик слышала вся равнина перед Горой, а сама Гора отозвалась горестным эхом, — резко повернулся и быстро зашагал прочь от людей.

Трое долго-долго смотрели ему вслед, но Самый Большой не обернулся ни разу. Может быть, у мамонтов это не принято — оборачиваться, прощаясь.

В эту же ночь Дум, Напролом и Хоть-Куда впервые за долгое время ночевали в своей пещере — огромной, с высоким ископченным "потолком". Как и мечтали, они сидели у большого Костра и рассказывали о своем путешествии к Краю Земли, об удивительных встречах.

Какие лица были вокруг рассказчиков! (Все они нарисованы на блестящей стене). Удивленные, испуганные, растерянные, недоверчивые, насупленные, открывшие рот, прищурившие глаз, улыбающиеся, хохочущие (и конечно, плачущие), настороженные, озадаченные, одураченные…

Подходил к Костру шаман Шито-Крыто. Он выслушивал очередную историю про какое-то племя и, призвав к себе внимание кашлем, говорил примерно следующее:

— Экие все же они хвастуны! Ведь всем должно быть ясно, что только внуки Горы, той Горы, что над нами и что выше всех остальных гор, — самые сильные, самые умные, самые-самые! И еще настанет время доказать это, вот увидите!

И в другие вечера вокруг наших рассказчиков собиралось все племя и слушало, слушало, слушало…

В конце концов случилось то, что и должно было случиться. Рассказывая о своих приключениях в пятнадцатый, а то и в двадцатый раз, путешественники стали путаться, говоря современным языком, в деталях, заговариваться и даже кое-что присочинять. И тут нашелся человек, который, ради сохранения замечательных историй для потомства во всей достоверности, взял да и "записал" их все острым кремнем на блестящей стене в дальней пещере. Записал так, как тогда умели — в рисунках, но, что называется, слово в слово.