Вадим Чирков - Ликующий джинн

В дверь рвались нетерпеливые звонки.

Славик побежал открывать.

В прихожей раздалось женское "Ах!" и мужской бас. Потом, как это и принято у землян, начались объятия, рыдания, тискание, глажение, вскрики: "Ах ты боже мой!", "Славик, это ты?!", "Как ты мог?!", "Я все это время места себе не находила!", "Ты живой, ты живой!", "Что это за одежда на тебе?"…

Потом все трое, все еще в обнимку, ввалились в комнату и увидели Кубика — в таком же серебристом, как у сына, костюме.

— Виктор Алексаныч, — воскликнула мама Славика, — это вы?!

— Я, — скромно ответил Кубик и вдобавок развел руками. — Понимаете…

— Ничего не хочу понимать! — отрезала женщина. — Как может взрослый человек рисковать жизнью чужого ребенка?! Вот если бы у вас был свой…

— Елена… — начал было папа Славика, но Кубик его перебил:

— Меня самого погрузили в корабль без сознания! — закричал он. — Я очнулся только, может, часов через семь полета!

— Какого полета? Почему без сознания? — снова ахнула женщина.

— Питя его уложил снолучом, — попытался объяснить Славик, — чтобы он не брыкался. Прямо здесь, — Славик показал на пол, — а потом дядю Витю погрузили на транспортер и перевезли на корабль.

— Что за снолуч?! Кто грузил?! Какой корабль посреди города?! Неужели снова пришельцы?! — мама отпустила сына и схватилась за спинку дивана.

— Я грузил… — ответил Славик так же скромно, как Кубик минуту назад. Он сболтнул слово "снолуч" и теперь каялся.

— Значит, это снова они! И ты, конечно, ни разу не подумал о маме!

— Ну я… ну, мама, ну сложилась такая обстановка! И ничего другого нельзя было сделать! Разве с тобой никогда ничего не случается?

— Где вы в конце концов были?! — с сердцем спросила женщина. — Ответьте вы, Виктор!

— Знаете что, — предложил художник, — давайте для начала сядем. И я переоденусь…

Мама Славика не сводила глаз с его серебристого костюма и, вероятно, все еще надеялась, что это лишь маскарад.

— Я переоденусь, заварю чай… — бормотал Кубик, топчась на месте. Похоже было, что в его голове до сих пор крутится Кукурбита с ее проблемами, а Землю и даже собственную квартиру приходится осваивать заново. Или же художник просто оттягивал момент решительного объяснения.

— Надо подумать, есть ли у меня чай, — бормотал он, — чай… — Он поднял руку ко лбу. Нужно еще вспомнить, что стоит за словом "чай".

Мама Славика перевела глаза на мужа, чтобы поймать его взгляд и переглянуться насчет Кубикова состояния. Тот показал рукой, что все в порядке, что сейчас с мужчиной Кубиком все наладится.

Семья Стрельцовых уселась на диван: Славик был посажен посередине и снова обнят, словно родители боялись, что он опять исчезнет.

Кубик все же выбирал направление в собственной квартире. Он подошел к шкафу, навесил на серебристую руку кучу вещей и, опять потоптавшись, отправился в ванную. Вернулся оттуда в домашнем, тряхнул головой и исчез в кухне, провожаемый внимательными глазами мамы Славика. Из кухни раздалось звякание посуды.

Привычная церемония заварки чая привела, должно быть, его мысли в порядок. Он вернулся в комнату, катя перед собой чайный столик, на нем были блюдца с чашками, сахарница, тарелочка с печеньем, заварочный чайник. В комнате с появлением Кубика почему-то резко запахло ухой.

— Виктор Алексаныч, — первой догадалась женщина, — вы уверены, что заварили именно чай!

— Ну, у меня не такой уж большой выбор.

Женщина подняла крышку чайника и принюхалась.

— По-моему, — сказала она, — вы заварили сегодня, — это слово она подчеркнула, — черный перец!

— Не может быть! — Кубик наклонился над чайником. — Даю! — мотнул он головой. — Ну, даю! Значит, чай кончился. У меня там есть, кажется, немного кофе…

— Не нужно больше ничего заваривать, — остановила его женщина. — Ответьте мне лучше на вопрос: где вы в конце концов были? Что за корабль посреди нашего города, что за снолуч и куда вы с моим сыном исчезли на две почти недели? Я мама, и мне нужно знать все!

Художник вздохнул и посмотрел на Славика. Славик пожал плечами.

— Мы были на Кукурбите, — раздельно сказал Кубик и обвел глазами гостей. — На планете наших маленьких друзей. Вы их должны помнить по Егоровке.

Мама Славика схватилась за сердце.

— На Кукурбите… — повторил художник, обеспокоенно глядя на Елену, — ну и что? Ничего особенного. Каких-то, может, двенадцать часов… или чуть больше… лёта. Как, к примеру, до Австралии…

— Как это произошло? Тогда — остров Пасхи, теперь — сама Кукурбита. Нет, я ничего не понимаю!

Кубик взял стул, поставил его спинкой вперед (вспомнив, должно быть, кукурбитские "стулья"), сел и начал рассказ о невероятном путешествии на другую планету.

Понятно, что художник сначала пытался обойти острые моменты их приключений, вроде драки с роботами-верзилами, когда Славик сидел у него на плечах и палил для страха из дуэльного пистолета, но тот с этим не согласился. И Кубику пришлось рассказывать обо всем, правда, скупо и поспешно, стараясь выставить врагов смешными, глупыми и не опасными для землян. Славик не соглашался и с этим.

— Ну да! — вскакивал он. — Роботы, ма, были здоровенные, как дуроломы в американских мультиках! А дядя Витя как даст одному — он в нокауте!

Женщина то подносила руки к вискам, то накрывала ладонями рот, то встряхивала головой. Глаза ее становились все круглее и круглее.

А ведь еще были и Бар-Кос, командующий армией вторжения, и громыхаи, и заложничество… Когда речь подошла к моменту, где была использована в военных целях невидяйка, Кубик незаметно приложил палец к губам, и эта "деталь" рассказа была опущена, хотя Славик не знал, почему.

Женщина на рассказ Кубика реагировала в точности так, как это делала бы любая другая мама, окажись она на ее месте. Сидя на диване, напомним, и обнимая (крепко держа, словно боясь, что снова украдут) сына, одетого в серебристый костюм астронавта.

— С ума сойти! — говорила она.

— Не может этого быть!

— Вы все-все выдумываете!

— Боже! И Славик тоже? — И она смотрела на сына, желая еще раз удостовериться в его здешнем существовании.

— Славик, — вскрикивала она в следующий раз, — скажи ради всего святого, что этого ничего не было, и вы все нафантазировали!

Папа Славика попросил разрешения закурить. Он ходил по комнате, пускал дым к потолку и время от времени взглядывал на художника. А Кубик, рассказывая, оборачивался к нему, проверяя, как еще один мужчина воспринимает свалившиеся на их семью приключения. Старший Стрельцов то морщил лоб, то встряхивал головой, то изредка кивал ему, не забывая однако бросить после этого быстрый взгляд на жену.