Яник Городецкий - Треугольник

Я треснул Пальму рюкзаком. Он дурашливо вскрикнул и отпрыгнул на безопасное расстояние.

— И там достану, — пообещал я. Пальма не испугался.

— Не, не достанешь… Я убегу быстрей. А чего ты обижаешься? Сам, небось, мое имя написал!

Я покачал головой. Нет, не его. Попугая.

— А чье? — полюбопытствовал Пальма. Я перевернул бумажки. Так, "Баська". Это я и написал. Ничего лучше в голову мне не пришло. Я протянул бумажку Пальмиро. Он прочел и хмыкнул.

— Какое-то еврейское имя.

— Какое есть, — огрызнулся я. Не обиженно, а так, для порядка. И перевернул Юлькин листик. Довольно ровным почерком там было написано "ПАЛЬМИРА". Я засмеялся. Юлька тоже улыбнулась.

— Че там написано? — настороженно спросил Пальма. И попытался вырвать у меня бумажку. Я не дал.

— Тебе лучше не знать, — смеясь, ответил я. — Меньше знаешь — крепче спишь…

— Подумаешь! Я догадался! Там написано "Овца"!

Сказав это, Пальма рванулся с места. Сестра побежала за ним. Я следом, захватив с собой щенка.

К моему подъезду мы подошли нескоро. У Юльки были порваны на колене шорты, а у Пальмы поцарапаны ладони. Эти двое гнались друг за другом до упаду. В буквальном смысле. Я тоже бежал, но быстро уставал и переходил на шаг. Да все равно Пальма и Юлька бегали, нарезая круги. Поэтому я просто шел, не заботясь о том, что они меня обгонят.

Когда мы подошли к моему подъезду, меня озарила идея. Жаль, что она не озарила меня раньше, но ничего.

— Слушайте… — сказал я. — А может, на рынок смотаемся? На птичий? Я не знаю, согласятся ли мои… взять собаку. А вдруг нет?

Брат и сестра задумались.

— Задача, — кивнула Юлька. — А что ж ты раньше-то молчал? Уже вроде договорились, даже имя придумали.

— Да как-то не подумал…

Это была неправда. Я подумал. И решил, что родные согласятся. Сейчас я в этом отнюдь не был так уверен.

— Рынок не работает сегодня. Сегодня ведь не выходной. Кстати, что сегодня? — посмотрел на меня мальчик. Я посмотрел на часы. Они у меня показывают день недели.

— Четверг, — уверенно сказал я. Но Юлька покачала головой.

— Каким образом? Сегодня вторник. Вчера был понедельник.

— Ты еще скажи, что завтра среда, — буркнул Пальма. — А то мы такие дураки…

— Вы — не знаю. Один из вас точно дурак.

Пальма придирчиво посмотрел на меня и повернулся к Юльке.

— Мне кажется, ты не права. Март вовсе не похож на дурака. Или я ошибаюсь?

— Ошибаешься.

— Все-таки дурак? — улыбнулся Пальма.

— Я вообще не о Марте говорю.

— Да я догадался, милая моя сестричка. Ты все время нелестно обо мне отзываешься. Обзываешься и издеваешься…

— Измываешься, — подсказал я. И задумался. Надо же, а ведь правда, сегодня вторник. А мои часы показывают четверг. А, вспомнил! Я же настраивал число! Хотел перевести их на три дня раньше. Выходит, сегодня пять дней, как я умер.

Да, — кивнул он. — А еще насмехаешься и изгаляешься…

— Поэты, блин! — выругалась девочка и пообещала брату: — Язык оторву.

— Как же.

А рынок сегодня и правда не работает. Да и поздно уже. Ладно, попытаем удачи дома… Интересно, Глеб и отчим дома? Или у мамы? Я давно не был у мамы, надо бы наведаться…

Дома никого не было. Я обрадовался. Это, признаться, очень даже хорошо — я представляю ужас отчима и брата, увидевших собаку, парящую в воздухе. А именно так она и выглядит, когда я беру ее на руки.

Я поставил щенка на коврик и стал думать, чем бы его покормить. В холодильнике ничего такого, что едят собаки, не было. Хотя… вот кусок колбасы и молоко в коробке. Немного осталось, но щенку хватит. Я распахнул дверцы шкафчика с посудой и достал глубокое блюдце. Когда-то оно было мое любимое, там на донышке нарисован мальчик с котом на плече. Мальчишка, судя по одежде, не был моим современником — скорее всего, он жил в начале или в середине прошлого столетия. На нем была рубашка, как у тогдашних гимназистов или реалистов, такая же кепочка и совершенно не подходящие к этому одеянию брюки — старые, залатанные. А кот был рыжий и наглый. Мне эти двое очень нравились. А блюдце я уж и не помню откуда…

Я налил в него молока, ухитрившись залить мойку и шкафчик с мусорным ведром. Кое-как протерев следы тряпочкой, я поставил блюдце посередине кухни и позвал:

— Марта! Иди сюда! Или как тебе больше нравится — Пальмира? Иди сюда!

Я, конечно, не надеялся, что собака прибежит на мой зов и собрался идти за ней, но щенок сам пришел ко мне. Я удивился и обрадовался. Хорошо, что Пальма велел мне изъять это животное. Я полюбовался немного на свою собаку (свою собаку!) и отрезал кусок колбасы. Положил его рядом с блюдцем. Марта (или Пальмира?) с удовольствием его стрескала. Я отдал ей еще один, последний кусок. И спохватился — а вдруг сейчас явятся отчим и Глеб? Вот будет спектакль. А с другой стороны, может рассказать им все? Написать, я имею в виду? Удивятся, конечно, но и обрадуются, наверное.

Ну и что? А для чего? Вдруг еще мне предложат остаться? Здесь, в своем доме? Это, конечно, неплохо. А главное — спокойно. Не надо будет скитаться по улицам и ночевать на скамейках, ежась от холода.

Не ври, Котяра! Эту ночь ты спал у Юльки с Пальмой!

А, это ты? Ты, который я? Здорово… Только ничего ты не понимаешь… Кончится неделя, и приедет бабушка. Да и вообще — чужие люди…

Не бреши. Какие же они чужие? У вас, по-моему, полное взаимопонимание… Да и на бабушку не клевещи. Почему ты уверен, что она тебя выгонит?

А что, не так? На фиг я ей — совершенно не знакомый мальчишка! Конечно, выгонит.

Если увидит.

Но ведь Пальма и Юлька видят меня. Я подумал об этом и стал ждать, что мне скажет по этому поводу воспоминание. Но оно предпочло заткнуться, оставив меня наедине со своими мыслями.

Ну и ладно, ну и черт с тобой, подумал я. Зафиг мне двойник, который из себя строит не знаю что. И вообще — меня ждут брат с сестрой… Надо идти. Я посмотрел на щенка, задумался. Достал из рюкзака лист бумаги и ручку.

Так Марта или Пальмира? Ладно, пусть будет как положено, что вытащили…

Я нацарапал на листке неровными печатными буквами "Марта" и оставил его на столе. Придут отчим и Глеб, увидят, поймут… Испугаются до ужаса…

А я не останусь, нет. Я не могу. Мне нельзя. Я понял двойника. Мне надо быть с теми, кто видит меня… с теми, кому я нужен. С Пальмой и Юлькой. А уж потом, когда я прыгну под колеса… Правда, когда это еще будет…

Я загрустил.

Интересно будет, когда меня выпишут из больницы. Я приду к Пальме и Юльке в гости.

"Привет", — скажу я.

"Привет", — скажут они.

А что будет дальше, я не знаю. Наверное, все будет точно так же, как сейчас. Ничего необычного.

Меня кольнула тревога. Я сам не понял, почему. Но стало как-то так боязно, жутко, холодно. И от этой непонятности делалось еще страшней.