Юрий Забелло - Пятеро на борту

Был пир горой. Даже бисквит я ухитрился сделать, используя указания «поверенного кристалла». Только вместо яиц пришлось класть в тесто яичный порошок.

Даже цирк был, почти как настоящий. Лев ходил по канату (по спинкам кресел), крутил сальто в воздухе и прыгал в обруч, только обруч не горел, потому что, во-первых, нельзя допускать излишний расход кислорода, — кто его знает, что там за система регенерации, — а во-вторых, лев мог сильно обжечься. Как и полагается царю зверей, он иногда останавливался, поднимал голову и начинал громко рычать, тогда укротительница начинала щёлкать воображаемым бичом и приказывала: «Тубо, Цезарь!» — это мы подсмотрели в одном из фильмов про цирк. Лев — его изображал Март — успокаивался и продолжал программу.

А потом по арене поскакал конь, а на нем стояла наездница и тоже щёлкала бичом и выделывала всякие коленца. Вдруг она сорвалась со спины коня как раз в тот момент, когда посылала воздушный поцелуй, и, наверное, сильно бы ударилась, если бы верный «конь» не подхватил её на руки.

Коня тоже изображал Март, укротительницей свирепого льва и по совместительству наездницей выступала Сабина, которая под руководством Марии сшила себе специальный цирковой костюм.

А потом я взял банджо, и мы все пели.

Было очень весело.

Давно уже мы не заходили в кают-компанию, проводя все время в спортивном отсеке и библиотеке. Правда, я время от времени захожу сюда, чтобы посмотреть в иллюминаторы и определить день по часам. Сегодня неожиданно встретил здесь Марию. Она стояла перед дверью с дисковым замком и сосредоточенно на неё смотрела.

Мы с Мартином несколько раз обсуждали вопрос о том, что именно скрыто за этой дверью. Он говорил, что профессор там работал, и мы оба были уверены, что там находятся его чертежи и расчёты. Мы даже пытались открыть дверь, набирая имя и фамилию профессора и порознь, и вместе — всё было бесполезно. Тогда решили пока не трогать её, а позже, когда немного разберёмся в науках, просто взломать её. Поэтому я очень удивился, увидев Марию, стоящею перед этой дверью:

— Мария, что ты хочешь? — спросил я. — Открыть эту дверь?

— Да, — ответила она, — я думаю… Я раза два видела как профессор открывал эту дверь. Он при этом напевал себе под нос: «Фью-фью, фью-фью-фью»… Не свистел, а… Как-то так: «Ю-ий… га-га-ия»…

— А ну-ка, повтори! — мне показалось в этих словах что-то очень знакомое, где-то я слышал это сочетание звуков!

— Ю-ий га-га-ин…

— Юрий Гагарин!

— Да, да! — радостно закивала Мария. Поистине профессор был самый настоящий «красный»!

— А ты знаешь, кто это Юрий Гагарин? Это… — Впрочем, я потом все вам расскажу. Давай-ка попробуем, как подействует на замок это магическое имя.

О, подействовало оно прекрасно! Как только я набрал эти буквы, в двери что-то щёлкнуло, я потянул за ручку и она легко открылась. Это действительно был кабинет профессора. В каюте обычного размера стоял громадный письменный стол, на котором в специальных зажимах лежат чертежи и напечатанная на машинке рукопись с надписью: «Расчёты к «Ласточке»».

Кроме того, на полке, прикреплённой к стене, были книги. Часть их при взлёте выпала, и теперь они валялись в самых неожиданных местах.

Первым делом я схватил рукопись и стал листать. Должен признаться, что символы, написанные в ней, были для меня китайской грамотой. То есть, написано-то все было по-английски, и буквы, и значки — все это было мне знакомо, а прочесть я ничего не мог.

— Март, — закричал я на весь коридор, — Март, иди сюда!

Он не заставил себя ждать и примчался, за ним вприпрыжку неслись Сабина и Джек, страшно довольные, что можно сделать перерыв в занятиях.

С чертежами было немного легче, чем с расчётами, тут мы хоть кое-что поняли.

«Ласточка» представляла собой длинный цилиндр с закруглённым носом и кормой. По высоте она делилась на четыре яруса. Кроме того, что уже видели при осмотре корабля, мы узнали, что по торцам нижнего яруса там, где располагались склады семян, размещены машинные отделения, а в самом нижнем ярусе, который никак не сообщался с жилым, — ёмкости для хранения горючего и двигатели. Все остальные чертежи, так же как и расчёты, были нам непонятны.

Во всяком случае, мы все были рады. Я радовался тому, что появилась какая-то ясность, пусть минимальная, появилась цель: надо разобраться в расчёте. Мартин — тому, что за дверью не оказалось мёртвого профессора, чего он сильно опасался. Сабина и Джек радовались потому, что радовались все, а Мария просто ходила гоголем.

Таким образом, одна из задач «напотомного» блокнота разрешилась.

Сегодня неожиданность преподнёс нам Джек.

Он подвернул ногу во время игры и ушёл в библиотеку.

Пока мы играли, он решил посмотреть мультфильм. Почему-то думал, что мультфильму соответствует буква «М» на диске.

Когда он набрал код, мощные аккорды разнеслись по всему кораблю. Мы бросили игру и примчались в библиотеку. На экране огромный оркестр извлекал из своих инструментов музыку, да такую, какой я никогда не слыхал.

Раньше я не представлял себе, что музыка может быть такой красивой. До сих пор я, об остальных и говорить нечего, сталкивался только с джазом. Сам неплохо пел под банджо песенки, особенно хорошо мне удавалась «Кроха Мэри». И танцевал неплохо, не только твист, но и новомодный «Уа-уа». Конечно, я слышал, что есть «серьёзная» музыка, но не имел представления, что это такое. Мы с удовольствием прослушали всю вещь, а потом спросили у Джека, как она называется. Он не помнил.

Около часа набирали код, пока с экрана не полились торжественно-праздничные аккорды. Это был первый концерт для фортепиано с оркестром Чайковского. Играл Ван Клиберн. Мы решили каждый вечер слушать музыку.

Прошёл год полёта. Много это или мало? Не знаю. На Земле — немного. Для нас — огромное количество времени. Изо дня в день мы прожили этот год: занимались, играли, смотрели фильмы и слушали музыку.

Эти ребятишки действительно стали моей семьёй, я к ним сильно привязался и полюбил их. Если теперь что-нибудь случится с кем-нибудь из них, мне будет очень больно.

Раньше я боялся, что вся эта история кончится плохо. И теперь боюсь, но уже гораздо меньше. Чувствую, что Мартин (он обогнал меня в математике и скоро примется за астрономию) уже в недалёком будущем будет в состоянии разобраться в чертежах профессора…

Пока что нам ещё не известно, ни куда хотел лететь профессор, ни правильно ли мы летим, так как старт был преждевременным, а мы с Мартом уже знаем, что ошибка в одну десятитысячную градуса отклоняет звездолёт на сотни тысяч, если не на миллионы километров.