Вадим Чирков - Семеро с планеты Коламба

— До свидания…

Питя пропал в темноте.

Славик встал. Прислушался. Вовсю пели на огороде сверчки. Голосов космонавтов не было слышно. Должно быть, они уже в кораблях.

Отец сразу заметил его настроение.

— Простились?

Славик смог только кивнуть.

— Ну, ложись спать.

— Мне нужно встать до восхода солнца.

Отец подошел к отрывному календарю.

— Значит, в шесть. Разбужу.

Уснул Славик быстро. Увидел голубые блуждающие огоньки в кукурузе — ярко-ярко! — и стал падать в какую-то темную яму. Еще, кажется, не долетел до ее дна, как кто-то тронул его за плечо. Он тут же сел, подумав, что это кто-нибудь из пришельцев.

— Без пяти шесть, — тихо сказал отец. — Накинь на плечи одеяло и иди. Мне пойти с тобой?

— Идем. — Славик спустил ноги с высокой кровати.

Кухня тепло дохнула на него запахами вареной картошки и хлеба, в сенях за щиколотки схватили холодные руки сквозняка. Толкнул тяжелую дверь, она заскрипела. И такими душистыми цветами омыло лицо, что Славик чуть не задохнулся.

Со всех сторон пели петухи.

— Давай смотреть вон туда. — Славик показал на кукурузу. — Который час?

— Без одной минуты шесть, — ответил отец, поддерживая одеяло на плечах сына.

— Вон они — смотри! — вскричал Славик.

Над кукурузой завис серый диск. Повисел, покачиваясь, словно решая, лететь или нет, и рванул в сторону и вверх и сразу же исчез из виду.

Место первого диска занял второй. Славик закричал:

— Ребята! Я вас вижу! До свидания! Питя, пока! Пока! Прилетайте еще!..

Диск висел в воздухе, покачиваясь, чуть дольше первого. Миг — и так же рванулся в сторону и вверх.

Стало тихо-тихо. Даже деревенские петухи замолчали на целых две минуты. Потом снова раздалось неуверенное:

— Ку-ка-ре-ку-у?

И ему тут же ответили:

— Ку-ка-ре-ку-у-у-у!

Хорошо идти по отвоеванному у трактора лугу! Сохранившиеся под кустами цветы тысячелистника, голубого цикория и желтой ястребинки кивали Кубику и Славику, кланялись, благодаря за спасение.

Нинки с ними не было — будущая первоклассница уехала с бабушкой в райцентр покупать все для школы.

Шагали по лугу молча. И вдруг Славик, шмыгнув носом, спросил:

— Дядя Витя, ну зачем вам коза? — Слезы уже готовы были брызнуть, и он надеялся, что смешной рассказ отвлечет его.

— Коза? Зачем мне коза? — Кубик остановился. — Ты ведь знаешь, что до сих пор я говорил тебе о ней только правду?

Славик кивнул.

— А хочешь, я расскажу тебе сказку? Сказку о том, зачем мне коза?

Славик снова кивнул.

— Тогда слушай. Жила на белом свете коза… Она до невероятности была похожа на одного человека — та же бородка, те же глаза, те же рога…

— Рога? Разве у человека бывают рога?

— У этого — да. Он был ужасно бодливый, и тем, кто его хорошо знал, казалось, что у него, кроме козьих бороды и глаз с вертикальными щелочками, есть еще и рога. Ну вот, этот человек…

— Вы же про козу начали рассказывать!

— Не перебивай, если хочешь дослушать до конца. Этот человек, тоже, между прочим, художник или, вернее, числящийся художником, был бездарен. Без-дарен, Славик, и нет, быть может, беды большей, чем эта. Он завидовал другим художникам, но подняться до их уровня не мог. Не мог — его картины были унылы, безрадостны, как… ну с чем сравнить мне его холсты? — Кубик обвел взглядом луг.

Славик тоже огляделся.

— Вот невезение! Нет здесь ничего унылого, хоть луг скошен и близко осень. Все хорошо: и старые деревья, и кусты, и редкая зелень, и желтизна. Вон сиреневый тон заполняет низину, а пашня за рекой — гляди-ка! — фиолетовая, сизая… А речка, обрати внимание, стальная, голубая, белая, синяя. Не с чем мне сравнить унылость картин этого художника, разве что с передником Евдокимовны… Так вот, чтобы сравняться в мастерстве с другими художниками, а может, даже обогнать их, стал человек, похожий на козу, их бодать…

— Как это?

— Нет ничего проще. Он стал говорить, что творения их сложны, непонятны, что таких красок в природе нет…

— И ему поверили?

— Дело в том, что он говорил это не художникам, а людям, от которых зависело — взять или не взять картину на выставку. А те, видя перед собой действительно не с первого взгляда понятные холсты, с ним соглашались. И вскоре этот человек стал начальником, поднялся выше тех, с кем соперничал. Они от него зависели! Его картины висели теперь на каждой выставке. Наш козьебородый и козьеглазый стал поучать других художников, как нужно работать кистью, а если они с ним не соглашались, — бодать их…

— Это сказка? — недоверчиво спросил Славик.

— Конечно! Разве ты не видишь, что здесь все неправда? Разве бывают на свете рогатые люди?

— По-моему, бывают, — задумчиво ответил Славик. — Дядя Витя, а вы ведь так и не сказали, зачем вам коза!

— Самое главное забыл! Слушай же. Ты знаешь, что я беру Маньку с собой на этюды. Ну, так вот. Работаю как-то, работаю, увлекся, вдруг слышу: сзади кто-то шевелится. Оглянулся — и не пойму — кто? Манька или… Ведь моя коза и тот человек, о ком я говорил, до невероятности похожи. Наконец до меня дошло: тот человек, что поучает меня, бодает и критикует, — он всего-навсего… коза! А я-то разговаривал с ним, спорил, как с человеком! И так, Славик, стало мне легко и хорошо, так весело, что я засмеялся. Понял теперь, зачем мне коза?.. Боюсь только, что когда увижу того человека снова, то расхохочусь прямо в его козьи с вертикальными щелочками глаза…

А теперь, после сказки, я расскажу правду. Моя коза, Славик, очень умная, говорящая. Она мне с утра говорит: не ме-е-ед-ли! Не ме-е-ешкай! А мне, понимаешь, иногда, как всякому нормальному человеку, до смерти хочется поваляться, полентяйничать. Я и говорю: поешь хлеба, коза, у меня позавчерашний остался, я его в воде размочу. А коза мне в ответ: не надо мне хлеба. Я, когда траву жую, по сторонам смотрю и природой любуюсь. Пошли, пошли, нечего бока отлеживать! Ишь развалился, ме-е-е-ланхолик. А на лугу она мне подсказывает: не обращай внимания на ме-е-е-ло-чи! Лучше ме-е-еньше, да лучше! Что за ме-е-шанина! Знай ме-е-еру!..

Разговаривая так, художник и Славик подошли к речке и сели на песок.

— Дядя Витя, а вы когда домой поедете?

— Не скоро. — Художник стал бросать в воду камешки. — У меня впереди осень. — Набрал целую горсть, стал бросать один за другим: плюм! Пляк! Плик! — Я ее жду, как праздника, на который и я буду приглашен. Все наденут яркие платья — желтые, красные, багряные… Грянет музыка, все закружится, завертится…

— А я буду в классе сидеть и в окно смотреть, — грустно промолвил Славик.

— Зато каникулы у тебя получились что надо.

— Я и сам не верю, что со мной это было.

Славик тоже стал искать камешки и один за другим бросать в воду: плюм! Пляк! Плик! Вода уносила круги.