Кеннет Андерсен - Амулет Судьбы

Одну стену во всю высоту занимали книжные шкафы из темного дерева. Увидев, что за книги стояли на их полках, Филипп изумленно заморгал. Все это были Библии. Различных изданий и размеров, но исключительно Библии. Какого черта они тут делали?

У огня стояло мягкое кресло, под ногами, на полу с шахматным рисунком была расстелена шкура трехглавого чудовища, три пары стеклянных глаз которого неподвижно смотрели в пустоту.

Дьявол замер у камина. Он стоял спиной к огню, и жадные языки пламени превращали его фигуру в черный силуэт.

— Филипп, — сказал Люцифер, — с возвращением тебя.

Он сделал несколько шагов навстречу, тени, скрывавшие его черты, отступили, открывая широко улыбающееся лицо.

Во время их последней встречи в облике Дьявола все еще читались признаки отравления, которое чуть не стоило ему жизни. Сейчас от них не осталось и следа. Чернильно-черные глаза светились с такой силой, что Филиппу с трудом удавалось в них смотреть. Они были как два черных солнца. Некогда бледная морщинистая кожа стала гладкой и блестящей, как змеиная шкура. Зачесанные назад волосы открывали изящную дугу вновь отросших рогов, которые, впрочем, были несколько короче, чем в воспоминаниях Филиппа.

— Спасибо, — поблагодарил Филипп, пожимая протянутую руку Люцифера.

— Как всегда, не боишься пожать руку Дьяволу, — улыбнулся Люцифер. — Это приятно. Но так легко ты не отделаешься. Иди сюда, мой мальчик. — Сатана притянул к себе Филиппа и заключил его в свои крепкие объятья.

— Протяни Черту мизинец… — усмехнулся Филипп.

— Он всю руку отхватит, — ответил Люцифер, отпустив его.

Он посмотрел на Филиппа, удивленно приподняв бровь.

— А протяни ему руку…

— Он возьмет душу твою. Глава третья «Устной сделки с дьяволом». Я еще не все забыл.

— Вижу, и это тешит мою стариковскую душу, — заметил Люцифер, изучая две большие шишки на лбу у Филиппа. Потом он пристально посмотрел Филиппу в глаза и сделался серьезным. — Как поживаешь, Филипп? Мортимер хорошо о вас заботился?

Филипп, потупившись, кивнул.

— Замечательно.

Люцифер заворчал, как будто прекрасно знал, что ответ Филиппа был не совсем честным:

— Ты выглядишь усталым. Как будто не высыпаешься по ночам.

Филипп смущенно пожал плечами и тихо произнес:

— Там было очень холодно.

— Как и сам Мортимер — он очень холоден, — сказал Дьявол, немного погодя. Указательным пальцем он приподнял лицо Филиппа. Дьявол широко улыбнулся, так что можно было разглядеть все его белоснежные зубы. — Теперь ты снова в тепле. Тебе постелили в старой комнате. Ее не трогали с тех пор, как ты нас покинул. Я ведь не оставлял надежды, что зло в тебе расцветет с такой силой, что в один прекрасный день, когда твой земной путь завершится… Однако, черт побери, ты снова здесь до срока! Кто бы мог подумать?

Какое-то время Люцифер молча разглядывал Филиппа и вдруг вспомнил, что он пришел не один.

— Ох, извини меня, Сатина. Разумеется, для тебя тоже готова постель в комнате Филиппа. Я сожалею, мне вовсе не хотелось показаться невежливым… О, нет! Все, хватит! Прекрати это немедленно! — Люцифер прервал свою речь и несколько раз стукнул себя кулаком по лбу. Потом укоризненно покачал головой, кивая на Филиппа:

— Это твоя вина. Я начисто забыл, как ты на нас влияешь. Не успел войти в дверь, а я уже распинаюсь в извинениях, как какой-то паршивый ангел. И не смей сейчас говорить мне, что сожалеешь об этом! — рявкнул Дьявол, когда Филипп открыл рот, чтобы сказать, что ему очень жаль.

Сияя от радости, Филипп повернулся к Сатине:

— Ты ведь, правда, хочешь остаться? Тогда нам не грозит… не грозит…

— Мой отец? — спросила она с ухмылкой на лице. — Хочу. Только сначала нужно отпроситься у родителей.

— Что я снова наблюдаю? Плохое влияние, — грустно вздохнул Люцифер. — Если хочешь остаться, Сатина, так оставайся! Твоим родителям обязательно сообщат, если без этого не обойтись.

— Ну, тогда, спасибо. То есть я хотела сказать просто «да».

— Великолепно, великолепно, теперь все устроено. Друзья, могу я угостить вас бокалом чего-нибудь этакого? Ужин подадут еще нескоро, и у нас как раз будет время, чтобы выпить. Равина изменила обычное меню, как только узнала, что ты здесь. Ей не терпится с тобой увидеться.

Люцифер подошел к книжным полкам, заставленным библиями, и вытащил толстенный том. Книга была в кожаном переплете с позолоченным корешком.

— Мое любимое произведение, — улыбаясь, сказал Люцифер и открыл книгу. Внутри она оказалась пустой. В страницах были вырезаны два прямоугольника. В одном лежали рюмки, а в другом — заполненный наполовину графин. — Не желаете портвейна?

Друзья вежливо отказались, и Люцфер принялся перечислять другие напитки. Коньяк? Ром? Кровавое пиво?

Кончиком хвоста он указывал на многочисленные издания, в каждом из которых, судя по всему, вместо страниц Священного писания хранилось спиртное. Филипп и Сатина мотали головой, пока, наконец, радостно щелкнув пальцами, Люцифер не предложил им яблочный сок.

Соком они угостились бы с удовольствием, поэтому, налив себе рюмочку портвейна, Люцифер вернул далеко не священное писание на полку и несколько раз хлопнул в ладоши.

Вскоре отворилась дверь, и в зал вошел дьявол с сальными волосами и печально обвисшими рогами. Филипп тут же узнал его. Это был слуга Грумске, он часто приносил ужин ему в комнату.

Филипп и раньше недолюбливал Грумске, и было совершенно очевидно, что неприязнь эта взаимна. При виде Филиппа желтые глаза Грумске сощурились, хвост взмыл вверх, как готовая к атаке кобра. Не без удовольствия Филипп заметил, что хвост дьявола не выпрямлялся до конца. С тех пор как Филипп переломал его, на нем осталось два изгиба.

— Господин звал меня? — обратился к Люциферу Грумске, искоса поглядывая на Филиппа, который отвечал ему таким же недобрым взглядом.

— Да, Грумске. Принеси-ка нам два бокала яблочного сока. Самого лучшего.

— Самого лучшего? — слуга удивленно вытаращил глаза. — Господин хочет сказать: сока из того самого ящика, который…

— Совершенно верно, — сказал Люцифер. — Наши гости достойны самого лучшего. Поторапливайся.

Грумске поклонился и, пятясь задом, покинул зал, закрыв за собой дверь.

На мгновение все стихло, кроме музыки, струившейся из невидимых динамиков, и вкрадчивого мужского голоса, напевавшего такие слова: «Ты переодетый Дьявол, да, это так».

— Эта песня, — удивленно заметил Филипп, — я знаю ее. Мама ставит ее иногда.

— Чудесная песня, — согласился Дьявол. — И так подходит к нашему случаю, если уж на то пошло. Кстати говоря, певец несколько лет после своей смерти провел у нас. Его самым страшным грехом было расточительство. Но я был вынужден отправить его куда подальше. Совсем далеко, надеюсь, вы меня понимаете. — Люцифер поднял вверх указательный палец. — Его ангельское пение плохо сказывалось на остальных грешниках. Они переставали кричать и начинали подпевать. Настоящий кошмар!