Гарри Килворт - Головоломка

Этому мы и посвятили весь день, который провели, срезая стебли бамбука и заделывая самыми крепкими из них дыры в частоколе. Это была по-настоящему тяжелая работа. Пот градом валил с нас, и насекомые славно попировали на наших телах. Я насадил огромных заноз в пальцы. Пыльца растений забила нос, и я постоянно чихал. В бамбуковых зарослях было полно всяких мелких существ и рептилий, из-за которых приходилось быть все время начеку.

Хасс стал первым, кого укусила змея, к счастью неядовитая. Хотя ему все равно было очень больно — он сказал, что это похоже на укус крысы, и он некоторое время причитал. Впрочем, трудно его за это винить. Рамбута смазал рану каким-то антисептиком, и Хасс успокоился. Потом папу укусила ярко-зеленая змея, которая была ядовитой, но он сказал, что ее укус не смертелен и что клыки не прокусили кожу.

— Клыки у змей этого вида находятся глубоко в горле, — сказал он нам. — Это позволяет им заглатывать грызунов целиком.

Тем не менее он принял противоядие.

Лоррейн пожаловалась, что от этой работы у нее портятся ногти.

Что?! Да кого тут вообще заботил ее маникюр?

Все рассмеялись, но Рамбута посмотрел на меня серьезно.

— Ты не должен шутить насчет бамбука, — сурово сказал он. — Он слишком важен, чтобы над ним смеяться.

Поэтому я постарался сделать вид, что сожалею о своих словах, хотя я вовсе этого не чувствовал. Наоборот, я чувствовал себя остроумным.

Нам потребовалось несколько дней для того, чтобы нарезать бамбук и починить изгородь, но в конце концов все было готово. Мы очень гордились своей работой.

— Я сделал этот кусок, — сказал я, указывая на одну из секций. — Видите, здесь мои фирменные срезы, — конечно же, мне хотелось произвести впечатление на Джорджию. — Я изобрел свой собственный, особый способ рубить парангом.

Паранг — это что-то вроде изогнутого мачете, который используют малайцы.

— Я тоже изобрел особый способ! — влез Хасс. — Возможно, он даже лучше твоего, Макс, потому что я был пастухом.

— А как одно связано с другим?! — заорал я. — Пастухам ничего и не надо рубить!

— Ну, им приходится вырубать себе посохи, — сказал он, кивая на меня. — Тебе не понять, Макс. Пастуху нужно оружие, чтобы защищать скот от диких зверей. Ты же знаешь, что я великолепно владею пращой… — Я заскрежетал зубами, но мне пришлось признать этот факт. — А еще я отлично умею драться посохом.

Как ни грустно, но на Джорджию вся эта болтовня произвела впечатление:

— Ой, как все это здорово!

— Ха! — сказал я слегка презрительно. — Какие там еще дикие животные? В Иордании-то? Несколько бродячих собак? Несколько пустынных коршунов? Все львы и медведи давно исчезли. Тебе нас не одурачить, Хасс!

— В холмах по-прежнему есть леопарды, — мрачно ответил он.

Чего-чего? Они там правда водятся? Я точно не знал, поэтому не мог спорить. Леопарды? Полагаю, там могла быть пара леопардов. Зато Джорджия смотрела на Хассана с благоговением:

— Тебе приходилось драться с леопардами?

— Иногда.

— Перестань! — воскликнул я, ухмыляясь сквозь сжатые зубы. — Ты просто водишь нас за нос, Хасс!

— Нет, брат, не вожу, — сказал мой замечательный братец. — Мне приходилось прогонять леопардов посохом.

— А ты хорошо стреляешь из пращи? — спросила Джорджия. — Можно мне посмотреть?

— Ну, сейчас у нас всех еще очень много работы, — сказал я. — В лагере еще много чего нужно сделать…

Но Хассан пошел и притащил пращу.

И продемонстрировал свое мастерство. Он сшиб с веток несколько консервных банок и разбил несколько бутылок. Я даже близко не мог добиться таких результатов, и меня внутри всего колотило. Но такие вещи показывать не следует, верно? Папа всегда говорил, что женщины и австралийцы не любят парней, которые ноют. Поэтому я продолжал твердить, какой великолепный удар был у Хасса и как я мечтаю научиться стрелять так же, в то же время пытаясь перевести разговор на музыкальные новинки. О группах я знал больше, чем Хасс, а Джорджия увлекалась музыкой. Она хотела стать певицей.

Но сегодня этот номер не прошел. Она продолжала увиваться вокруг Хасса. Мне вскоре это осточертело, и я убрался от них подальше. Такое иногда случается: двое объединяются против третьего. В тот день, что бы я ни говорил, все принималось с пренебрежением. Им, казалось, очень нравится нападать на меня. Обозлившись на них обоих, я отправился в палатку и написал письмо девчонке, с которой познакомился в Волверхэмптоне, где прошлым летом гостил у своей тети. У нее был смешной бирмингемский акцент, но она мне нравилась. Ее письма всегда были бодрыми и поднимали мне настроение, а на обратной стороне конверта она писала ЗАП, что означало «Запечатано любящим поцелуем». В данный момент она мне нравилась больше, чем Джорджия.

Позже Хассан вернулся в палатку. Я полностью игнорировал его. Он что, думал, что может вести себя со мной как обычно после того, как они с Джорджией полдня потешались надо мной? Он был очень задет, когда я не ответил ему, и вышел из палатки. Но вскоре вернулся и, глядя мне прямо в глаза, сообщил, что у меня плохие манеры и я веду себя не по-братски.

— Это тебе надо было вспомнить о братстве, когда вы с Джорджией объединились против меня, — обиженно сказал я.

— Да это была просто шутка, Макс!

— Ну, тогда попробуй взглянуть на нее с моей точки зрения!

— Ну, извини, пожалуйста! Смотри я готов пожать руки в знак примирения с моим братом!

— Ты, может, и готов, а я нет.

— Да брось, пошли поиграем в крикет! И Рамбута сыграет с нами!

Крикет? Это было как-то уж слишком бесхребетно — идти играть с ним в крикет после того, что произошло между нами в тропическом лесу. Совсем бесхарактерно. Но нельзя же весь день сидеть на одном месте и вздыхать? Мы и так слишком уж много сидели в четырех стенах, и я уже был по горло сыт ничегонеделанием. Невозможно обижаться и думать о плохом двадцать четыре часа в сутки. Каждому человеку нужно время отдыха от беспокойства и суеты.

— Ну ладно, идем.

У нас с собой был весь необходимый инвентарь, в том числе биты и перчатки. Когда мы начали играть, Джорджия подошла к нам и спросила, что мы делаем.

— Тебе не понять, — высокомерно сказал я.

— Почему? Потому что я девчонка? — фыркнула она.

— Нет, потому что ты американка. Вы там в свою лапту играете. А это крикет. Это не такая игра, которой можно обучиться за три минуты. Нужны годы, чтобы стать хорошим игроком.

— Да, — поддакнул мне Хасс, — даже Макс не знает всех полевых позиций.

— Ну, я знаю почти все! — быстро добавил я.

— А что это за чертовщина — лапта? — крикнула Джорджия так громко, что ее отец, который находился в пятидесяти метрах от нас, крикнул ей, чтобы она прекратила ругаться.