Наталья Дубина - Инсталляция

Было не понятно, как получается так, что сообщения ей приходят раньше? Зато и мне было хорошо. Да, я больше всех рисковала, но мне и не приходилось дежурить — возиться с малявками, готовить на всех еду.

Во введённой системе централизованного воспитания ничего толкового не было. Наоборот — дети лишались родителей. Родители оставались нормальными людьми, но всё, что касалось детей, они как будто пропускали мимо ушей. Не замечали, не видели. Как будто нас не было, кроме тех случаев, когда надо было выполнить отправленное на браслет задание. Это был какой-то эксперимент. То ли над взрослыми, то ли над нами. Иногда мне думалось про совсем страшное.

Я посмотрела на Томаша и сказала:

— Представляешь, что было бы, если бы пошли ошибки в сообщениях?

— Страшных системных сбоев ещё не было.

— Ну просто… — сказала я. — Вдруг сегодняшняя фраза пришла бы родителям без последнего слова?

Мы посмотрели на Ромека, который вдохновенно разбирал построенное здание снова на детальки.

— Если бы пришла фраза не до конца, — повторила я. — «Дети не должны жить». Что тогда?

Томаш посмотрел на меня, улыбнулся и показал язык.

— Пессимистка, — хитро сказал он. — Все бы бежали до свободных зон.

Я надулась:

— Ага, все бежали бы. Как же. Это я бы бежала до свободной зоны. А потом — остальные, это если я успею.

Было темно, светились фонарики. Томаш молчал. Я прижалась к нему, чтобы было теплее, а Ромек уже дремал на моих коленях. Мы просидели в таком странном молчании целый час. Мимо меня проходили знакомые, я им махала рукой, и только. Они издалека приветствовали меня.

— Интересно получается, — наконец сказал Томаш. — Знаешь что, Эда. Я приехал только сегодня, и сразу наткнулся на тебя.

Меня кольнула какая-то обида, но я отмахнулась от неё, как от комара. Похоже, Томаш это почувствовал.

— Это не то, чтобы было плохо. Просто в том городе, откуда приехал я, тоже есть Первая. Твоя мама ведь заранее получает сообщения?

Я кивнула.

Томаш сказал:

— Так что это не системный сбой. Это правило. В каждом городе есть своя Первая — та мама, которая раньше всех получает сообщения.

— Знаешь, что, — сказала я Томашу. — Это похоже на начало решения задачки.

— Если бы, — сказал Томаш.

Весь следующий день Ромек бегал за Томашем, как приклеенный. Они носились по пустырю, за ними бежали остальные дети. Дежурные покормили всех, провели общие уроки. Мы с Томашом больше не говорили о моём особом статусе. Так, болтали о том, откуда Томаш родом, как они переживали тяжелые сообщения. Всё было очень похоже. Вечером пошёл дождь, и нам всё-таки пришлось перебираться в здание. Мы жгли костры на пустых бетонных этажах, и тени от языков пламени плясали на стенах. Томаш без стеснения запел песню. Голос у него был высокий и красивый. Все заслушались. Только песня была невесёлой, и потом все засыпали молча.

Утром мы с Ромеком ушли домой. Ромек ждал за дверью. Мама увидела меня, посмотрела мне прямо в глаза и сказала: «Дети должны есть манную кашу». Ерунда. Я махнула Ромеку, мол, пойдём. Ромек зашёл в дом и осторожно уселся за стол. Я написала сообщение: «Задача: дети должны есть манную кашу», и нажала на «отправить локально». Сообщение разошлётся по нашему городу. Конечно, родителям оно тоже придёт, но они уже давно не пользуются связью. Им не до этого — они воспитывают детей.

Ромек уселся за стол и посмотрел на маму. Мама поставила перед ним тарелку манки.

— Я не хочу манную кашу, — сказал вдруг Ромек.

— Ромек… — испуганно сказала я.

— Ромек! — крикнула мама.

— Ромек, нельзя, нельзя…

— Я не хочу есть манную кашу! — плакал Ромек, размазывая слёзы по лицу. — Не хочу есть манную кашу! Я не хочу есть манную кашу!

Мама надвигалась, я закрывала Ромека собой. Мы медленно шли к двери, и как только оказались на улице, побежали к свободной зоне. Мама гналась за нами, но лишь мы пересекли границу зоны, она повернулась и пошла домой.

В свободной зоне почти никого уже не было. Наверное, все отправились по домам — ждать у порога, когда можно будет войти. Конечно, мы могли бы жить прямо на пустыре, но какая от этого радость?

Я поискала Томаша, но его нигде не было. Вечером мы на пустыре остались одни. Все остальные были дома и лопали манку. Кто с вареньем, кто с мёдом, а кто просто так. Я сердито посмотрела на Ромека, а тот недовольно пробурчал:

— Я не хочу манную кашу. Эда, я не хочу.

— Да кто тебя ею кормит, глупый, — сказала я.

— А есть хочу, — добавил Ромек.

Мы сидели на крыше и играли в кубики. Кубики были с буквами, но Ромек учиться не хотел, а пытался что-то соорудить. Когда небо окрасилось в красный, на крыше появился Томаш.

Ромек потянул его за руку:

— Томаш, давай строить.

Томаш послушно ставил кубик на кубик и посматривал на меня.

— Тоже не любишь манку? — усмехнулась я.

— Просто подумал, вдруг вы здесь.

Я благодарно посмотрела на него, а он протянул мне бутерброд. Я разломала его пополам и поделилась с Ромеком. Томаш сел рядом.

— Слушай, Эда! — бодро сказал он. — Ты же смелая, да?

Я пожала плечами:

— Это вряд ли.

— А если бы ты могла всем помочь?

— Тогда, наверное, посмелела бы. А может, и нет.

Томаш вытянул вперёд руку и раскрыл ладонь. На ладони лежал браслет. Он был не такой серебристо-чёрный, как у родителей. Он был оттенков зелёного цвета.

— Смогла бы надеть? — спросил Томаш.

Я забрала браслет. Он был тяжёлым и холодным.

— Объясни, — попросила я.

Томаш вздохнул.

— Ты же знаешь, что у родителей браслет не снять.

— Кто-то пробовал? — спросила я.

Томаш закатал штанину и показал шрам на ноге.

— Многие пробовали, — сказал он. — Снять его невозможно.

Я уткнулась в колени, раскачивая на пальце браслет.

— Этот браслет, — сказал Томаш. — Сделал я сам. Он такой же, как у родителей. Почти.

— Почти?

— Он мощнее. И сообщения на него могу передавать только я. Мы не можем снять браслет, потому что родители убеждены, что этого делать нельзя. Но если дети будут убеждены ещё больше, что это сделать можно… Понимаешь?

— Почему ты не можешь испробовать его сам?

— Я не могу отправить сам себе сообщение. Он завязан на меня, вот и всё. Невозможно.

— Тогда почему я? Ведь моя мама — Первая. Вдруг мы наоборот, навредим?

— Я уверен, что Первая мама будет всегда. Не твоя, так чья-то ещё. Заодно и выясним. Нам нужны взрослые, Эда. Без них мы не справимся. Надо с кого-то начинать.

— Присмотри за Ромеком, — сказала я и защёлкнула браслет на запястье. Мне сразу захотелось уйти, не оставаться здесь. Куда-нибудь, только прочь. Свободная зона теперь была не для меня.

— Завтра в десять, — сказал Томаш. — Будь готова.

Я покидала свободную зону почти ночью. Посмотрела на наше здание и увидела, как вверх, в небо, светят два фонарика. Один луч, Ромека, беспокойно метался туда-сюда, а другой светил вверх, до самой яркой звезды.