Никольская Олеговна - Приключения чёрной таксы

— Не нравится мне этот Бэрримор, — поёжилась левретка.

— По приезде распорядитесь, чтобы для собак приготовили комнату. По соседству со спальней Кристофера.

Автомобиль подъехал к высоким воротам, в центре которых сиял позолотой фамильный герб Стивенсонов. Кованое кружево ворот разошлось, и створки открылись. Охранники с выправкой гвардейцев приветствовали мистера Стивенсона. Широкая асфальтовая дорога пересекала ухоженный парк и вела к готическому замку. Его шпиль венчал сине-белый шотландский флаг. По краям дороги подставляли спины безжалостным английским дождям статуи, покрытые мхом.

Вдруг от стены замка, скрываемого тенью дубов, отделилась маленькая фигурка. Лада разглядела молодую, стройную женщину с длинными светлыми волосами. Её резкие движения и скорость, с которой бежала незнакомка, говорили о том, что в замке произошло что-то нехорошее.

Машина остановилась, и хозяин выскочил навстречу супруге.

— Что случилось? — Николас обнял жену. — Что-нибудь с Кристофером?

В ответ раздались рыдания.

— Что произошло, Элизабет?

— Боже мой! — только и смогла выдавить из себя женщина, заливаясь слезами.

— Где Мари? Почему она оставила тебя одну?

— О-она с К-кристофером играет в к-кар-ты, — нечленораздельно всхлипнула она.

— Так с ним всё в порядке? Слава Богу! — у Николаса явно отлегло от сердца.

— Я так по тебе соскучилась! Это слёзы радости, родной. Ты любишь Россию больше, чем ме-ня-я! — ещё пуще завопила сумасбродка.

Николас вздрогнул, как от пощёчины.

— Да! Да! Ты не любишь ни меня, ни сына! Кристоф болен, а ты уехал! У тебя совсем нет совести! — Элизабет говорила горячо, словно кто-то оспаривал её мнение.

— Успокойся, пожалуйста. Лучше посмотри, кого я привёз.

Красивое лицо женщины просияло любопытной улыбкой. Элизабет заглянула в лимузин и тотчас же скривилась. Да, мадам явно ожидала чего-то другого.

— Это выше моих сил! — воскликнула Элизабет и, заламывая руки, бросилась прочь.

— И эта истеричка будет нашей хозяйкой? — Собакевич насупилась. — Чего доброго, сыпанет ещё цианистого калия нам в суп вместо соли, и прощай, Юля, так мечтавшая посетить Трафальгарскую площадь!

— Не горячись. Наверняка для нас уже выписали шеф-повара из Мексики, ты ведь любишь остренькое, — усмехнулась Лада.

— Если бы ты изобрела ракету, работающую на дурацких шутках, то смогла бы упилить в ней на Марс! — гордо задрав морду, левретка вылезла из лимузина.

Замок дышал историей. Тысячи хранимых древними стенами запахов разом обрушились на ошеломлённых собак. Старый мрамор, тяжёлый бархат штор, позолота вазонов, полных свежесрезанных роз, шёлковая обивка старинной мебели, патина дубовых дверей — всё это пахло… пахло… краеведческим музеем, который девочки посещали раз в год вместе с классной руководительницей Тамарой Михайловной. Звуки шагов гулко разносились по залу, усиленные тридцатифутовой высотой сводчатого потолка. Роджер деловито занялся багажом, оставив девочек на попечение слуги — негритёнка с открытой улыбкой и копной кучерявых волос.

— Привет, я Гарри! С приездом в сумасшедший дом! — рассмеялся мальчишка.

— А это, судя по всему, здешний главврач, — подмигнула левретка подруге.

— А это, судя по всему, здешний главврач, — точь-в-точь Юлькиным голосом повторил негритёнок.

Девочки переглянулись: «Ты тоже это слышала или?..»

— Главврач у нас Бэрримор — любого до смерти залечит. А я так, «подай-принеси».

Выражение собачьих морд было таким обескураженным, что мальчик, улыбнувшись во весь рот, сказал:

— Не пугайтесь! Я умею разговаривать с собаками, кошками, хомяками и прочей живностью. Понимаю всё, о чём они говорят, вернее, лают или мяукают. А ещё я голоса пародировать умею, — с ехидной Юлькиной интонацией добавил Гарри.

Подруги были потрясены.

— Вас хозяин из России привёз? — догадался мальчик.

— Да, но мы не соба… — тут Лада осеклась. Открывать душу первому встречному-поперечному всё-таки не стоило.

— Знаете, но это только между нами, — Гарри напустил на себя заговорщический вид. — У меня иногда складывается такое впечатление, что все в этом доме, за исключением мистера Стивенсона и меня, уже давно рехнулись.

— Так уж и все? — недоверчиво прищурилась левретка.

— Возьми любого, у каждого свои тараканы в голове! Не хотелось бы переходить на личности, но, раз уж зашёл такой разговор… — мальчик понизил голос до шёпота: — Вы уже видели мистера Бэрримора?

— Малоприятный тип.

— Он главный в доме после сэра Стивенсона. Живёт один в Восточной башне, никого туда не пускает, даже уборку сам по субботам делает. Однажды у него что-то с канализацией там стряслось. Сантехники приехали. Представляете, он даже их не впустил! Я попытался как-то чисто из любопытства одним глазком к нему заглянуть. Там окошко есть, в сад выходит. Лесенку приставил, вскарабкался, а тут он, откуда ни возьмись, — схватил за шиворот и трясёт! Глазюки выпучил и молчит — всё трясёт, трясёт. У меня сердце в пятки ушло от страха! Потом отпустил, а после ставни железные на окна навесил.

— Странно… А Кристофер тоже э-э… не в своём уме?

— Крис? Вообще-то о хозяевах плохо не говорят, но… Хотя сами всё скоро увидите.

— Тебя послушать, так здесь всем вокруг в санаторий-профилакторий пора. Может, ты э-э… фантазёр? — левретка склонила голову набок, предлагая взглянуть на вещи под несколько иным углом.

С лица мальчика сползла улыбка:

— Знаете, у меня ведь здесь и друзей-то нет. Я у Стивенсонов второй год работаю, взяли, когда Кристофер заболел. Хозяева думали, что общение со сверстником окажет положительный эффект на его состояние. Но увы, общего языка мы так и не нашли. А как хочется иногда с кем-нибудь по душам поболтать!

— А откуда у тебя эта способность, животных понимать?

— Ой, это такая интересная история! — оживился Гарри. — Как-то мы с родителями на пляж пошли, мне лет шесть было. Решил я плавать научиться. Зашёл подальше, чтобы мама не увидела, а тут волна, возьми да и накрой меня. Барахтаюсь я, руками по воде шлёпаю — а меня всё дальше от берега уносит. Кувыркался я, кувыркался, а потом вдруг безразлично как-то всё стало. Тело ватное, будто пасмурного неба наглотался. Расслабился я и под воду ушёл. Последнее, что помню: толща мутной воды вокруг и тишина.

Очнулся я от боли: кто-то меня к берегу тащит. Вижу, сенбернар-спасатель держит меня, как щенка за шкирку, и сквозь зубы говорит: «Как вы мне все надоели! Лезут в воду, точно медузы. Всё, этот — последний, с завтрашнего дня на пенсию ухожу».