Владислав Крапивин - Трое в «копейке», не считая зайца Митьки

— А я-то думал, что она еще кроха… — растерянным шепотом признался В. П.

Славная такая девочка, симпатичная, умница, увлекается всякими искусствами, в том числе театром. Читает книжки двоюродного деда, знает, как живет его парусный отряд «Каравелла»… Вот сразу и пригодилась повесть «Рыцарь прозрачного кота» — для подарка внучке. А та подарила В. П. свою фотокарточку с надписью «Дедушке от Нади»…

Когда наконец распрощались с родственниками, В. П. загрустил:

— Это ведь родная душа. Я первый раз в жизни увидел ее. И боюсь, что последний…

Его хором стали разубеждать и утешать. Но утешился В. П. не сразу, а лишь в деревне Русоты, когда приняли местного напитка за встречу с новыми родственниками…

Но это было позже.

19.30. Перед самым отъездом в деревню застряли в лифте у шурина С. С. Долго вызывали дежурную через микрофон, та ругалась в ответ. В итоге высвободились самостоятельно, попрыгав в кабине. Это было признано неприятной приметой, но все обошлось.

20.00. Мы в Русотах, где живут Евгений Павлович и Мария Казимировна — тесть и теща С.С.

В этой деревне до сих пор есть люди, которые после войны прятались в «схронах» и партизанскими способами отстаивали свое право на «независимую Беларусь» (как они ее понимали). Дети и сейчас играют в бункера: делают «схрон» и вместо школы прячутся там, дуются в карты, а порой и пьют самогонку.

По селу разнесся слух, что приехали два москаля-полков-ника (штатский писатель никого не заинтересовал) и Марии Казимировне ручки целуют. Посмотреть на приезжих со своего двора вышел знаменитый Биндас. Это кличка, а настоящее имя Казимир Рапейко. Он был «лесным братом», то есть националистом, и за это дело «оттрубил» десять лет на Колыме. Надо полагать, к россиянам, особенно тем, кто в армейской одежде, у него не самое лучшее отношение. Провожаемые мрачными взглядами этого старика, мы поняли, как прав был С.С., убедивший нас снять камуфляж.

Здесь, у родственников С.С., познакомились мы с его племянником Сашком. Неразговорчивый тихий мальчонка, стриженный наголо. Впрочем, эта стрижка сейчас не признак бесприютности, а, наоборот, дань моде. Нынешние мальчишки, всяк по-своему, устраивают себе прически: сын С. С. Вася — изящно длинноволос, сын его шурина Ивана Виталик — пострижен «в кружок», а вот Сашок — «под ноль». Но как бы там ни было, а эта модная стрижка невольно напоминает о мальчишкином сиротстве. Мальчик в годовалом возрасте потерял мать, она погибла в автомобильной катастрофе.

Сашок редко улыбается. Уже темный от весеннего загара, руки в ссадинах и мозолях. Заинтересовался только тогда, когда В. П. подарил ему свою книгу, а С.С. дал поиграть с подзорной трубой… Ну, потом разговорился все-таки, повел на конюшню, показал своего любимца, коня по кличке Бурый.

Славный такой паренек. Учится в городе, к деду и бабушке приезжает лишь на каникулы, но чувствуется в нем этакое крестьянское нутро…

Пока накрывали стол, С.С. изображал из себя Наполеона (на которого он и впрямь удивительно похож): нахлобучил на голову подушку в виде треуголки и пытался изъясняться по-французски.

Этот наш «Буонапарте», храбро выдвинувший теорию оседлости тещ, на деле как-то робеет перед деревенскими родственниками и потому попросил А. К. побыть тамадой за столом, с чем тот вполне профессионально справился. Этим он умело оградил минского зятя от упреков родственников по поводу редких приездов и неучастия в сельхозработах.

А хозяйство у стариков в самом деле большое: корова, лошадь, огромное поле с картошкой, капустой, свеклой… Им двоим не под силу. Правда, иногда приезжают сыновья из Гродно. А сейчас у стариков главный помощник — деловитый хлопчик Сашок…

Мы смотрели на этих сдержанных неторопливых стариков, на их морщинистые спокойные лица и жилистые, заскорузлые от постоянной крестьянской работы руки и как бы вспоминали заново — кто настоящая соль земли. Не суетливые политики, не расплодившееся в великом количестве чиновничество, не гребущие под себя бизнесмены всякого сорта и даже не «передовая творческая интеллигенция», а именно вот эти невозмутимые, всё преодолевающие люди, которые, невзирая на все потрясения и смены режимов, возделывают поля и кормят планету…

Долго вечеряли. Яишня, сало, салат. Все домашнее, вкусное и, как модно сейчас подчеркивать, «без нитратов». Пока укладываемся в большой комнате, разглядываем старинное убранство польско-белорусского крестьянского дома. Столетний комод, самодельный платяной шкаф. Еще один шкаф — где стоят вперемешку романы про войну и книги по философии католицизма. На стенах гравюры со сценами из Священной истории…

По причине холодной погоды натоплена печь с изразцами. И ощущается тот особый запах деревенского дома, который ни с чем не сравнить. И сон, короткий, но благотворный — в городе так не спится…

5.30. Хотелось еще поспать, но дорога торопит. К полудню надо добраться до Минска, а к ночи хорошо бы — до Смоленска.

Когда вышли в сени, увидели, что на застеленной лежанке сидит по-турецки Сашок и как-то отрешенно смотрит перед собой.

— А ты зачем так рано поднялся?

Он чуть улыбнулся:

— А я и не ложился…

— Почему?

— Не знаю… Не хочется спать…

Значит, он так и сидел всю ночь, думая о чем-то своем! О чем? Может быть, о нас, о людях, приехавших из дальних краев, где он никогда не бывал? Об этих самых краях, незнакомых и непонятных? А может быть, и не о нас вовсе, а о каких-то своих заботах и тревогах? О маме, которую не помнил?..

Какая-то виноватость перед этим мальчонкой появилась у нас у всех…

7.35. Выехали из Русот в Минск. На спидометре 4167 километров. Едем «встречь солнцу» — на восток. Немного грустно, что главное уже совершили: побывали на западной окраине СНГ. И радостно от того, что едем домой.

По правде говоря, мы не совсем достигли западных границ. От Гродно до польского рубежа — еще верст двадцать. Но мы утешали себя на высоком берегу Немана, что «вон те дальние облака наверняка уже над Польшей». С.С. говорил, что в иное время можно было бы договориться с начальством на заставе и нас пустили бы на нее. Но в тот (вчерашний) день белорусские стражи государственных рубежей (как и российские, кстати) отмечали День пограничника, и С.С. прозорливо заметил, что «если нынче окажемся у этих ребят, загудим там с ними на несколько дней».

Больше всех огорчен был заяц Митька, который, в силу своего пристрастия к путешествиям, надеялся хотя бы из-за пограничной полосы поглядеть на «Речь Посполиту».

— Ничего там нет особенного, — утешали мы нашего зайца.

— Нет, есть там особенное! Это же дальнее зарубежье!

— Митька! Мы же договорились — ни слова о политике!