Дмитрий Емец - Глоток огня

Тилль решительно направился к выходу. За ним суетливо засеменил Дионисий Тигранович, ухитрившийся подслушать шепот берсерка на ухо Тиллю и теперь слабеньким голоском зовущий Младочку и Владочку. Воспользовавшись сумятицей, следом за ними выскользнула и Рина.

Толпа закружила ее. Она сразу потеряла и Белдо, и Тилля и растерянно озиралась, оглушенная звуками и голосами. Ее толкали. По залу скользили официанты с бокалами на подносах. Один из них, слепо наскочивший прямо на Рину, привлек ее внимание своей длинной, очень спутанной рыжей шевелюрой, закрывавшей ему лоб и большую часть лица.

Она как раз удивленно разглядывала его шевелюру, размышляя, как можно с такими волосами что-либо видеть, когда сбоку от того же официанта возник один из арбалетчиков Гая. За его спиной ябедливо подпрыгивал Дионисий Белдо.

Секунду или две арбалетчик пристально смотрел на официанта, пытаясь что-то припомнить и попутно сосчитать взглядом других скользивших по залу официантов. Потом, приняв какое-то решение, двинулся по залу ему наперерез. От лохматого не укрылся повышенный интерес к его скромной персоне. Он остановился и, показывая, что никуда не уходит и ждет, помахал арбалетчику рукой. Затем, извинившись, передал свой поднос одному из шатко бредущих мимо инкубаторов. Инкубатор впал было в ступор, а потом чему-то обрадовался и галопом пронесся вперед, балансируя бокалами на подносе. Видно, решил, что официант теперь он и это очень весело.

Охранник Гая был уже совсем рядом. Правой рукой он тянул из-за спины коробчатый арбалет, а левой примеривался к рукаву рыжего. Лохматый, сохраняя все тот же жалобный вид, зачем-то полез под белый китель.

«Документик ищет!» – подумала Рина.

Телохранитель считал иначе. Отбросив арбалет, которым он уже не успевал воспользоваться, он прыгнул на официанта. Тот уклонился, круто развернувшись в бедрах, и в руке у охранника, успевшего вцепиться ему в волосы, осталась вся его рыжая шевелюра. Арбалетчик в ужасе уставился на нее. Должно быть, ему показалось, что он содрал с официанта скальп. Но это был всего лишь парик.

Дальше разбитое время застыло, раскалываясь на кадры. Рука официанта показалась из-под кителя. Теперь в ней было что-то плоское и на глаз ломкое. Серебристая паутина, вмерзшая в тонкий и отчего-то не растаявший слой льда.

«Паукс? Нет? » – мелькнуло в мыслях у Рины. Сама она никогда не видела паукс , но слышала, что паутина с двушки , если пронести ее сквозь болото , становится в человеческом мире исключительно сильной атакующей закладкой.

Вскинув закладку над головой, официант на мгновение застыл, набираясь решимости.

– Ну что, ведьмарики? Потанцуем? – крикнул он сорванным голосом.

Теперь, когда парик больше не скрывал лица, Рина узнала его. Поняла, что сейчас произойдет. Атакующая закладка, брошенная себе под ноги, – верная смерть для того, кто это сделал. Но и не только для него. Для всех, кто сейчас в зале.

– Родион! – отчаянно крикнула Рина. – Не надо, Родион!

Ее вопль настиг Родиона в момент броска. Он повернулся. Узнал ее. Отшатнулся. В медленно падавшем пауксе , не достигшем еще пола, уже в воздухе что-то начало трескаться. По тонким паутинкам пробегал белый усиливающийся огонь. Родион гортанно крикнул, сделал маленький шаг вперед, резко раскинул в стороны руки, точно для того, чтобы занять собой больше пространства, и бросился на паукс грудью.

Рина стояла столбом. Смотрела. Ждала непонятно чего. Ее переклинило. Что-то полыхнуло. Мимо пронеслась хрустальная чешуя бокалов. Потом и Рину понесло куда-то, подбрасывая и прикладывая об пол. В полете она почему-то упорно думала, догонит осколки бокалов или нет. Но так и не узнала, догнала ли. Тишина. Чернота. Провал.

Очнулась Рина от повторяющихся прикосновений чего-то холодного и мокрого. Тряпки? Губки? Она хотела возмутиться и потребовать убрать от себя это мокрое, но оно тотчас влезло ей в рот, и она по вкусу определила, что имеет дело с салфеткой. Ничего, кроме салфетки, так противно не раскисает и не распадается на отдельные катышки.

Рина собралась с возмущением выплюнуть салфетку, но тут чей-то голос плаксиво пожаловался:

– Ну и где ее папенька, позвольте вас спросить? Он что, возомнил, что я вот так вот буду бесплатно сидеть и протирать его дочь? А если я простужу пальцы?

– Он побежал за врачом, Дионисий!

Мокрая салфетка опять влезла Рине в рот, а потом стала возюкать где-то возле уха. Видимо, тот, кто ею водил, вообще не смотрел на Рину и выполнял свою работу явно халтурно.

– В зале полно врачей… Толпы! Натурально толпы! Владочка по первому образованию психолог! А Младочка по второму образованию логопед!.. Или по третьему. Я всегда путаю…

Рина осторожно приоткрыла глаза. Увидела спинку дивана, шторы – и больше ничего, потому что побоялась осмотреться. Белдо откинул окончательно раскисшую салфетку и брезгливо вытер пальчики о брюки.

– Она не приходит в себя уже час! И ведь абсолютно никаких ран, хотя буквально расплющила мой любимый горшок с бегонией! Между прочим, я каждый день лично ковырял в нем спичкой! Помогал корням дышать! – продолжал плакаться Дионисий Тигранович.

Кому он жаловался, Рина не понимала, пока повторно не услышала другого голоса, то высокого, как звон хрустального бокала, то вдруг проседающего. Гай.

– Дионисий, ее отец заплатит вам за бегонию!

– Бе-бе-бе! Мне не нужны его противные деньги! Мне нужна именно моя бегония и именно моя спичечка! Где? Где она? Она ее тоже потеряла! – едва ли не со слезами воскликнул старичок.

По невидимому хрустальному бокалу застучали ножом. Так звучал смех Гая. Похоже, он был чем-то очень доволен.

– Дионисий, вы не представляете, как нам всем повезло! В первые несколько секунд пауксу нужно большое, просто гигантское количество кислорода!.. Если же накрыть его, даже просто придавить книгой – разрушения будут минимальными! Этот парень и сам-то пострадал меньше, чем я ожидал. Не бросься он на закладку, думаю, столичные власти устроили бы на месте вашего дома бассейн. Такими замечательными котлованами не разбрасываются. К тому же и землю не пришлось бы вывозить! Прекрасные оплавленные стенки, по прочности превосходящие гранит… Налил себе водички – и купайся!

Рина лежала тихо, чтобы не выдать, что очнулась. О ней не вспоминали. Она чувствовала, что в комнате только Белдо и Гай.

– Вам легко говорить. Все ваше цело! – прохныкал Белдо, поплевывая на салфеточку, которой собирался протереть Рине лоб. – А у меня уничтожен драгоценный паркет! Я сам лично чудовищно пострадал! У меня испорчены любимые брюки! Их забрызгало красным вином!

– Ну-ну, Дионисий! Держитесь! Вы же мужчина!