Кеннет Оппель - Тёмное крыло

На краю кроны дерева Сумрак различил последнюю немногочисленную группу рукокрылов, спешащую по ветке в сторону леса. Он изучил каждого из них при помощи эхозрения, но не нашёл там своих родителей. Фелид взглянул сверху на удирающих рукокрылов, а затем отвернулся, не проявляя к ним интереса. Его живот был полон, и у него не было никакого желания охотиться.

Сумрак взлетал вверх по спирали, наблюдая за фелидами и слушая их. Их глотки испускали низкое удовлетворённое мурлыканье, заставляя его уши вздрогнуть от отвращения. На ветке, принадлежавшей его семье, развалился Хищнозуб — зверь, который напал на его отца. Сумрак узнал его по острым чертам морды. Его длинное, мокрое от пота тело растянулось на той самой коре, где каждую ночь спали он, Сильфида и родители.

Хищнозуб повернулся и обратился к фелиду рядом с собой.

— Это будет превосходная практика, — сказал он, — а их плоть сладка.

— Твоя стратегия была превосходной, — ответил второй фелид. — Только сработает ли она во второй раз?

— Похоже, что это тупые существа, — лениво сказал Хищнозуб. — Они трепыхались в воздухе взад-вперёд, словно не могли вынести расставания со своим любимым деревом. Но для нас будет лучше, если они начнут умнеть. Это отточит наши навыки.

— Они снабдят нас пищей ещё на много, много ночей, — довольным голосом произнёс второй фелид.

Внезапно Хищнозуб вскочил, и его глаза сверкнули в сторону Сумрака.

— Там что-то есть.

— На поляне? — спросил его компаньон.

— Смотри-ка, — с удивлением сказал Хищнозуб. — Один из них летает!

Сумрак думал, что его не заметно в темноте, но он явно недооценил ночное зрение фелид. Его сердце сильно забилось, и он нырнул из лунного света в более густую тень. Хотя он знал, что его нельзя было поймать, сама мысль о том, что это существо смотрит на него, ужасала.

— Это птица, да? — услышал он, слова второго фелида.

— Никакая не птица. Летучий рукокрыл, — ответил Хищнозуб. — Видишь, как меняется мир?

Сумрак хотел спросить, где его отец, едва лишь узнал его, но он вряд ли смог бы выдержать разговор с этим чудовищем. А что, если его ответ будет таким, какого он боялся больше всего на свете?

— У вас прекрасное дерево, рукокрыл! — крикнул ему Хищнозуб. — Но теперь оно наше. Лети прочь и скажи своим, чтобы поискали себе новый дом.

Сумрак больше не мог видеть свою любимую секвойю захваченной этими существами. Он едва мог ощутить естественный аромат дерева среди их вони и сильного запаха крови. Ему не нравилось ощущать на себе взгляды их глаз, светящихся в лунном свете.

Он опустился в лес и начал осторожно прокладывать себе путь в обход поляны — обратно к тому месту, где он оставил Сильфиду. Он пролетал мимо небольших групп рукокрылов, всё ещё занятых паническим бегством с секвойи. Сумрак заметил одну многочисленную группу, собирающуюся на ветке после планирующего прыжка. Её возглавлял Икарон. Сумрак радостно помчался к нему.

— Папа!

Он сел рядом с отцом, который обернулся на звук его голоса.

— Сумрак! Сумрак, с тобой всё хорошо! — он начал обнюхивать и трогать спину и бока сына, чтобы проверить, не ранен ли он.

— Со мной всё в порядке, — ответил Сумрак.

Однако дела у его отца были плохи — он сразу же увидел это. Левое плечо Икарона блестело от крови, а край его паруса был очень сильно разодран. Взгляд на эту рану заставил тело самого Сумрака передёрнуться от боли. Но в его отце изменилось что-то ещё, не имевшее отношения к ране. Сумрак точно не мог понять, что именно. «Иссохший» — пожалуй, такое слово лучше всего подходило для того, чтобы описать это состояние. Его отец словно иссох и увял.

— Папа, с тобой всё хорошо? — его голос дрожал.

— Да. Фелид порвал меня, но это заживёт. Твоя сестра цела?

— С ней всё хорошо. Она ждёт меня вместе с группой другого молодняка. Я как раз возвращался к ней. А где Мама?

Сумрак оглянулся на остальных рукокрылов, осторожно карабкающихся по дереву мимо них. Он опять повернулся к отцу и почувствовал, как внезапная и ужасная волна слабости прокатилась по его телу. Сумрак словно потерял дар речи. Но он сразу понял, в чём причина таких ужасных перемен в облике его отца.

Прошла половина ночи, прежде чем колония полностью воссоединилась в чаще леса, под защитой ветвей другой секвойи. Отец Сумрака расставил вокруг дерева часовых на самых дальних подступах. Это было ужасное время — почти такое же плохое, как сама резня, когда напуганные рукокрылы пытались найти своих супругов, детей и родителей. Многим сопутствовала удача, но также было слишком много тех, кому не повезло. Были имена, которые выкрикивались так много раз, что слышать их стало для Сумрака чем-то вроде пытки, и он прижимал голову к коре, пытаясь заглушить эти звуки. Всем, о чём он мог думать, была его собственная мать, и то, что он больше никогда не услышит её голоса, отвечающего ему.

Они с Сильфидой сбились вместе, хныкая, дрожа и глядя в пространство. Папа был не с ними. Он был предводителем, поэтому, несмотря печаль, охватившую его самого, он должен был уйти от них, чтобы утешать и поддерживать ещё и другие семьи. Сумрак всё ещё заставлял себя осознать, что Мама действительно погибла. Были краткие секунды забытья, когда это казалось невозможным, но потом он должен был вновь говорить себе о том, что это действительно случилось, и он погружался в печаль вновь и вновь.

«У неё было эхозрение, как у меня — бормотал он. — Она должна была заметить их появление. Она должна была остаться в живых».

Но она пробовала помочь Папе, и Хищнозуб схватил её вместо него. Папа дрался, чтобы освободить её, но тщетно. Об этом ранее рассказал им сам отец.

— Мне жаль, что он не умер вместо неё, — едва слышным голосом пробормотала Сильфида.

— Сильфида! — удивлённо воскликнул он.

— Это была его ошибка. Ошибка, Сумрак, и ты это знаешь. Ты рассказал ему о том, что сказала та птица. Ему следовало предупредить каждого. Тогда мы были бы подготовлены к этому. Мама могла бы быть ещё жива.

Мысль о Маме рядом с ним, здесь и сейчас, было слишком трудно вынести, и он снова зарыдал.

— Папа не должен был держать это при себе, — возмущённо говорила Сильфида. — Если бы старейшины знали…

— Ты не смогла бы рассказать им, — сказал он.

— Это почему же? — угрожающе спросила она.

— Сама знаешь, почему. Они могли бы обвинить во всём Папу. Они могли бы даже попробовать свергнуть его.

— Возможно, это было бы даже неплохо.

Он знал, что на говорила это не серьёзно, и решил, что безопаснее всего было бы не отвечать. Он не хотел распалять её гнев. Сумрак чувствовал, что он и сам готов принять точку зрения сестры, и это его напугало.