Адриан Фараван - Воронка времени

– Вот вам теория Дарвина в кратком изложении, – с ухмылкой сказал Женя.

– Нет. Это не теория Дарвина. Всё, что я рассказывала до сих пор, это клеточная теория и начала генетики. Об эволюции мы ещё практически не говорили. Скажите, кто из вас знает об этой теории?

– Нам этого ещё не задавали, – оправдалась Умка.

– Я читал что-то об этом… – туманно пробормотал Кеша.

– Это теория о том, как произошли виды, – бодро сказала Даша, но потом добавила:

– Это всё, что я знаю…

– Всё с вами ясно. Нет ничего ужасного в том, что вы не знаете её. Как, впрочем, и, на мой взгляд, девяносто процентов человечества. Плохо то, что не зная деталей, не понимая сущности и не вникая, люди рассуждают о теории и даже отмахиваются от неё, как неправильной.

– Я слышал, что в теории Дарвина было много недостатков? – выразил сомнение Кеша.

– Вот-вот, об этом я и говорю. А в какой теории их нет? И что остаётся, если отвергнуть её? Вера в божественное создание всего живого за семь дней? Все эти религиозные догмы, не имеющие ни малейшего подтверждения, кроме «святой книги», якобы написанной под диктовку самого Бога. Вот уж где недостатков и ошибок на каждом шагу.

– Я согласен, что в этой книге полно недочётов, но ведь её писали люди, что с них взять. А главное – всё вокруг так сложно устроено, что даже трудно представить, что всё это могло произойти само по себе, без вмешательства Высшего Разума, – возразил Кеша.

– Конечно, гораздо проще принять, что всё создано Всевышним. И спокойнее – ведь где-то в душе теплится надежда, что там есть кто-то, кто в конце концов поможет и защитит, рассудит и воздаст по заслугам. Так и было на протяжении многих веков. Все просто верили. Но люди всегда были любознательны. Им всегда хотелось знать, что будет, а как это устроено, из чего сделано и так далее. И по мере развития человеческой любознательности стали накапливаться факты, которые трудно было уложить в общепринятую версию божественного происхождения. И Дарвин собирал эти факты по всему миру. И хотя он сам был верующим человеком, огромное количество данных его исследований говорило о другой возможности, о другом пути развития. Поэтому он ждал и накапливал свои данные целых двадцать лет, прежде чем опубликовать их. Он опасался эффекта, который его книга произведёт на мыслящих людей. Что его теория может отвернуть многих от идеи о божественном сотворении мира… И это несмотря на то, что он не первый стал говорить об эволюции.

– Нет? А кто же был первым? – удивилась Умка.

– Подобные взгляды высказывали многие, но в оформленную теорию осуществил это Ламарк. Он впервые сказал, что всё произошло постепенно, от примитивных форм жизни к более сложным.

– Тогда почему создателем современной теории считают Дарвина? – спросила Даша.

– Дело в том, что Ламарк не смог найти убедительного объяснения, почему происходит эволюция. Он считал, что в живом заложено некое стремление к совершенству, и это приводит к эволюции.

– А на самом деле?

– На самом деле эксперименты Дарвина и накопленные им во время путешествия данные приводили к совсем другим выводам.

– О каких, собственно, данных и опытах ты говоришь? – спросила Даша.

– Ладно, об этом чуть позже. А пока скажите, что будет, если всё потомство одной единственной бактерии будет выживать?

– Да ничего. Бактерии такие маленькие, их даже простым глазом не увидишь, – заявил Равиль.

– Женя, ты у нас с математикой дружишь. Подсчитай, сколько будет потомства через сутки, если известно, что бактерия в среднем делится каждые двадцать минут.

– Ну, так… а потом на три… в степени… У-у-у! Что-то очень много получается! Без калькулятора сразу и не скажешь.

– Так вот, умные люди подсчитали, что уже через месяц вся земля будет покрыта метровым слоем бактериальной слизи! – торжествуя, сказала Оля.

– Брр-р-р. Ну и примерчики у тебя, – пробормотала Умка.

– Если каждое зёрнышко пшеницы прорастёт и даст урожай, то всего через пару лет на Земле не будет ничего, кроме пшеницы! То же самое произойдёт, если прорастут все семена из шишек – ни для чего другого просто не хватит места.

– Ничего себе! А это характерно только для растений? – спросила поражённая Дашка.

– Нет, конечно. Если всё потомство бобров будет выживать, то уже через несколько десятков лет на Земле не останется лесов! И подобные примеры можно перечислять без конца.

– Ну, это чисто умозрительно. В жизни такого не происходит, – возразил Кеша.

– И да, и нет. Вы знаете, что случилось в Австралии, когда туда привезли для тамошних детей несколько кроликов на забаву? Несколько из них убежало из клетки.

– И что?

– А то, что в Австралии у кроликов не оказалось естественных врагов. Они так размножились, что уже через несколько лет правительству пришлось объявить войну кроликам – ведь они уничтожили почти все посевы!

– Ага! Я понял! Значит, выжить в дикой природе могут не все, только сильнейшие! – обрадовался Равиль своей догадке.

– Выживают наиболее приспособленные, – поправила его Ольга. – Борьба с условиями окружающей среды – один из трёх видов борьбы за существование.

– А остальные два? – спросил Женя.

– Борьба с другими видами. Ну как зайцы и волки, львы и антилопы. Но самой жестокой, самой беспощадной борьбой является борьба с себе подобными. Ведь волки могут, например, съесть не зайца, а белку или енота, зайцы же между собой борются за одни и те же продукты питания, за одни и те же подходящие для них условия внешней среды. Именно в этой борьбе гибнет самое большое количество живых существ.

– А разнообразие нужно, чтобы в борьбе было из кого выбирать… – задумчиво прошептал Кеша.

– Правильно! Вот до этого и додумался Дарвин. И на сотнях примеров он показал, что условия внешней среды вынуждают животные и растения приспосабливаться, используя подходящие к этим условиям признаки и свойства. Так происходит естественный отбор. Он и является, наряду с разнообразием, движущей силой эволюции видов. Но я вам ещё не сказала об одной движущей силе – мутагенезе.

– Муда чего? – переспросил Равиль.

– Не муда, а мутагенезе, процессе образования мутаций. Мутация – это изменение строения генов. Ведь разнообразие само по себе не может обеспечить появление новых видов.

– Почему?

– Потому что при простом разнообразии перемешиваются уже существующие гены. Как в колоде карт. Но новых карт при этом не образуется. Для этого и существует мутагенез.

– Вот его-то и создал Бог! – заявила Умка.

– Не факт. Мутации происходят сами собой. Вот скажи, когда ты много пишешь, ты совершаешь ошибки?

– Ну да, случайно бывает.

– Так и в природе. Перед делением клетки информация удваивается. Это значит, что на каждой половинке ДНК создаётся новая, соответствующая ей половинка. Но так как речь идёт о миллионах и миллионах последовательностей, с неизбежностью случайно происходят ошибки. В большинстве случаев они проходят бесследно, их находят контролирующие процесс деления белки, вырезают эти ошибки и вносят поправку. Но всё же, всё же какая-то часть ошибок проходит незамеченной. Учёные подсчитали, что в среднем происходит одна ошибка на миллион делений.