Дэвид Алмонд - Глина

— Да, — говорю. — Я…

— Ты — что? — говорит сержант Фокс.

— Я его боялся, — говорю.

Оба что-то пишут в блокнотах.

— И когда ты его видел в последний раз? — спрашивает сержант Фокс.

Я стал припоминать.

— В пятницу. После уроков. Возле «Лебедя». Он…

— Пьян был? — спрашивает участковый Граунд.

Я кивнул. Они вздохнули, головой качают. Знают уже. Он часто бывал пьян. О чем-то с родителями пошептались, потом снова ко мне.

— Он к тебе вязался? — спрашивает участковый Граунд.

— Случалось.

— Поэтому сын с ним и не водился, — говорит папа.

— Верно, — кивает сержант Фокс. — Мы уже пообщались с твоим приятелем Джорди Крэгсом. Он нам обрисовал положение.

— Так, — говорит сержант Фокс.

Пролистал свои записи. Я так и жду: сейчас меня выведут на чистую воду, начнут расспрашивать, что произошло вчера ночью в пещере, заговорят про истукана, будут выяснять, что я знаю про пса. Ничего такого.

— Печальная история, — говорит сержант.

И в глаза мне смотрит.

— Еще что-нибудь хочешь нам сказать? — говорит.

— Какие-нибудь важные цифры или факты? — говорит участковый Граунд.

— Нет, — говорю.

— Ты в голову-то не бери, — говорит. — Бывает такое. Постепенно забудется. Это вообще такая часть…

— Взросления, — говорит участковый Граунд.

Папа их до двери проводил. Слышу, говорит, что я мальчик чувствительный, но скоро оправлюсь.

Мама меня обняла.

— Пошлем цветы матери Чарли, — говорит.

И дрожит вся.

— Да минует меня чаша сия, — говорит.

В ту ночь я проснулся, и меня будто потянуло к окну. Отдернул занавеску, вижу монстра. Вон он, на улице. Стоит под фонарем, на меня таращится. Огромный, огромная темная тень. Я знаю: хочет, чтобы я к нему вышел. Чтобы я с ним поговорил. В ушах звучит его голос:

«Ты сотворил меня, повелитель. Я — твой!»

— Убирайся! — шепчу. — Не нужен ты мне.

Стоит, не шелохнется.

«Что для тебя сделать, повелитель?»

— Ничего! Проваливай! Стань опять комом глины!

Он голову опустил и медленно пошел прочь, из света под фонарем во тьму.

— И не возвращайся! — шепчу. — Прыгни обратно в глинистый пруд. Убирайся и сдохни!

На следующее утро смотрю — Джорди ждет меня у ворот школы. И вид у него такой, будто между нами ничего не было, будто мы и не дрались вовсе. Схватил меня, облапил.

— Сбылась мечта, обалдеть! — говорит.

Я отодвинулся. Он ухмыляется.

— Знаю, — говорит. — Знаю. Жуткое дело, и жизнь у него была жуткая, и всякая такая фигня, но он все равно был распоследняя сволочь.

— Правда? — говорю.

— Да ладно тебе, чувак. Ты что, совсем ни капельки не обрадовался, когда услышал?

— Нет.

— Нет? Точно? Мы ж с тобой еще когда порешили: мир без него станет только лучше. Даже Штырь со Скиннером довольны — правда, пока не сознались.

— А ты откуда знаешь?

— Видел их вчера. По ним ясно было. Морды всё в улыбке расползались. Кстати, это они его нашли. Собирались встретиться у каменоломни вчера рано утром и дождаться нас — устроить засаду. Череп, похоже, пришел первым, еще до свету, и сорвался с края.

Идем через двор. Джорди вдыхает поглубже, поворачивает лицо к яркому небу.

— Мир совсем другим стал! — Сказал — и встал как вкопанный. — А ты ведь знаешь, что из этого может выйти, Дейви. Знаешь, да?

— Что?

— Может, на этом все распри вообще прекратятся. Штырь и Скиннер станут нашими приятелями. Перемирие превратится в настоящий мир. Война между Пелау и Феллингом закончится навсегда. Уйдет в прошлое. И все потому, что один парень взял и помер. Неплохо, да?

Я дальше иду. Он нагнал меня, смеется:

— Хотя, впрочем, я пока не понял, хочу этого или нет! — А как входили внутрь, он сжал кулаки. — Есть! Сбылась мечта, черт возьми!

Последний урок, Трёп опять молотит языком. Глина, творчество, носится по классу, то глаза закроет, то уставится в небо, а вокруг мармеладки и глиняные шарики так и летают.

— Можно зайти слишком далеко, — прерываю я его на полуфразе.

Он уставился на меня, моргает:

— Прости, Дейви?

— Можно зайти слишком далеко. Сотворить такое, что не расхлебаешь.

Он подошел к моей парте, нагнулся надо мной — страшно довольный.

— Например, Дейви?

— Ну… — Смотрю в парту. Путаюсь в мыслях, в словах. — Иногда мы создаем такие вещи…

— Какие? — подсказывает.

— Мы иногда создаем вещи, способные… уничтожать.

— Вот именно! — Ткнул пальцем в небо, двинул дальше. — Кое-что — и даже многое — из того, что мы создаем, способно уничтожать!

Обвел класс глазами, вглядывается в лица.

— Например… — говорит.

— Пушки, — отвечают.

— Пули, — отвечают.

— Яды.

— Нервно-паралитический газ.

— Бомбы.

— Ядерная бомба.

— Вообще война.

— Вот именно! — говорит Трёп. — Вот именно! Вот именно! Вот именно!

Глаза прикрыл. Постучал себя по лбу. Понятно, сейчас изречет что-то страшно умное.

— В этом и заключается человеческий парадокс, — говорит. — Мы наделены даром творения. Но наша способность творить идет рука об руку с нашим стремлением уничтожать. — Хлопнул в ладоши, а потом переплел пальцы. — И две эти страсти вот так вот сцеплены вместе.

И заткнулся ненадолго.

— Ну слава богу, — шепчет мне Джорди. — Ты какого рожна его завел?

Сижу, бессмысленно катаю глиняный шарик по парте. Вижу — Мария на меня смотрит, такая далекая, неприступная. Я отвернулся от нее к окну, во двор уставился. День туманный. Вижу вдали, на железной ограде, нашего истукана. Он за прутья ухватился, смотрит на меня. Слышу в голове голос:

«Я твой, повелитель. Скажи, что мне сделать».

— Нет! — ахнул я.

— Ты чего? — не понял Джорди.

— И что мы способны создать, когда наша способность создавать возрастает? — говорит Трёп. — Каких монстров способны породить?

Я вижу, как наш монстр шагает вдоль ограды, ищет, как бы попасть внутрь.

— Лично я оптимист, — говорит Трёп. — Я верю в то, что силы добра восторжествуют над силами зла.

Истукан направился к воротам.

— Да чего ты? — говорит Джорди.

— Но может ведь оказаться и так, — говорит Трёп, — что, доведя наши способности к творчеству до предела, мы создадим нечто, что обернется против нас, нас уничтожит?

И вылупился на меня:

— Вот ты что думаешь, Дейви? Может, в этом и состоит удел человека — создать то, что нас уничтожит?

Далеко-далеко у него за спиной истукан уже почти прорвался.

— Не знаю, сэр, — сказал я. — Сэр, мне нужно выйти. Очень, чтоб его, нужно!

Отпихнул стул, оттолкнул Трёпа — и бегом.

Бегу вдоль шоссе, влетаю на кладбище. Укрылся у могил Брэддоков. Молюсь. Хочу повернуть время вспять, вернуться в прошлое, к тем дням, которые, как сейчас кажется, были ужасно давно — когда я был обычным мальчишкой, до Стивена Роуза, до истукана. Смотрю на кладбищенские ворота, на движение теней. Ищу там монстра. Сам на себя рычу, какой же я придурок. Выбираюсь с кладбища и отправляюсь к Дурковатой Мэри. Стучу в дверь — не отвечают. Заглядываю в окно и вижу: Дурка сидит за столом и таращится в пространство. Стучу снова. Выходит Стивен. Впускает меня.