Кейт Коннолли - Чудовище

— Я знаю, что ты перенесла из-за обмана Барнабаса. Спасибо тебе. Я искренне тебе благодарен.

Я разеваю рот и заливаюсь краской.

— Спасибо, сир. А что Барнабас? Куда он отправился?

При упоминании этого имени Лора сплевывает. Я не обращаю на нее внимания и смотрю только на Оливера.

Лицо его суровеет.

— Барнабас взялся за свои обычные штучки. Чтобы мы не мешали ему проникнуть за стену, он заколдовал сорную траву, и та оплела нам со стражниками ноги. К счастью, даже основания стены хватило, и в город он войти не сумел. Когда я освободился, он исчез.

Оливер смотрит на меня со странным выражением лица.

— Ты ранена, дитя?

Я не сразу понимаю, что он хочет знать, сколько из той крови, в которой я вымазана, — моей собственной. У меня ноют ребра, по всему телу зудят царапины, которые я заработала, когда неслась через лес, не обращая внимания на ветки.

— Нет… то есть я ничего такого не чувствую.

Он делает знак Лоре:

— Будь любезна, приготовь Кимере ванну.

Лора отрывисто кивает и выходит из комнаты.

— Твою одежду она тоже постирает. И поможет подлечить раны, если таковые имеются.

При мысли о ванне мне становится очень неуютно.

— Может, не надо? Я не хочу навязываться. Я только хотела с вами поговорить, сир. Мне нужно многое вам сказать.

Его теплая мягкая ладонь касается моей щеки. Почти так же, как это делал Барнабас, когда притворялся моим отцом. Но прикосновение Оливера — это что-то иное. Разница между ними — как между настоящей заботой и лживым притворством.

— Нет уж, пожалуйста, останься. Поговорим завтра. Сегодня нам нужно отдохнуть. Кто знает, что принесет с собою утро?

Делия застенчиво мне улыбается, а Грета кладет мне на руку твердую ладонь:

— Я рада, что Энселя больше нет. И рада, что ты за нас.

Я улыбаюсь:

— А я рада, что вы — за меня.

Входит Лора и ведет меня по коридору в комнату, где клубится пар. Мне до боли хочется погрузиться в воду и расслабиться, хоть ненадолго.

— Разденешься вот здесь, за ширмой. Смой с себя всю эту гадость. — Лора морщит нос. — Я повешу тебе свежее полотенце и ночную рубашку.

Я делаю все как приказано, но вздрагиваю, не успев скользнуть в воду, — кто-то скребется за окном. Укутавшись в крылья, я подкрадываюсь к окну. Там скребутся все сильнее.

За окном хлопает крылышками Пиппа. Я распахиваю раму, она влетает внутрь, едва не сбивая меня с ног, бешено молотит крыльями и лижет мне лицо. Я отпихиваю ее и смеюсь. Она жива! Я-то была уверена, что она погибла вместе с курами, когда горел наш дом.

Я чешу ее за ухом, как некогда Барнабас. Она радостно поскуливает и льнет ко мне.

— Я по тебе тоже скучала, — говорю я.

Ванна такая большая, что в нее помещается и хвост, и крылья, и я сама. Пиппа сворачивается калачиком на полу рядом и часто дышит. Я взбиваю шипастым хвостом пузыри и чувствую, как тепло проникает в усталые мышцы, перья и чешуйки.

Мы в безопасности. Хотя бы сейчас.

Я меряю шагами гостевую комнату в доме у Рена и жду, пока меня позовут завтракать. Я хочу поговорить с королем. Пиппа следует за мной, порхая на ладонь над землей. Я проснулась на рассвете, и чем больше проходит времени, тем сильнее меня одолевает нетерпение. Король был ко мне так добр. И я решила рассказать ему все.

Что я — его дочь.

Что Барнабас собрал меня из того, что осталось от нее и от других девочек.

Что я чудовище. Зверь, убийца.

Что я умоляю его о прощении.

Не знаю, куда мне после этого идти. Можно попроситься к Бату, но ведь Барнабас на свободе, и мне от этого не по себе. Дом, что я делила со злодеем, был моим единственным пристанищем. Горожане дотла сожгли лесной домишко, вокруг которого прогуливались козлоногие куры. Мне хотелось бы остаться в Брайре, но здесь мне места нет.

Почуяв запах готовящейся каши, я выбегаю из комнаты и мчусь по коридору. Лора дома, но больше в комнате нет никого.

— А где все?

— Пошли во дворец, — отзывается Лора, мешая кашу. — Король решил, что советники ошибались. Больше он не хочет прятаться.

— Уже? Подождите, а Рен что, пришел в себя?

Лора улыбается:

— Пришел, и тут же вскочил.

Я больше ее не слушаю и вылетаю в дверь. Перелетаю дворцовые ворота и приземляюсь на мраморных ступенях. Я пытаюсь взять себя в руки, но не могу. Рен поправился. Он пришел в себя, может ходить, говорить и…

И наверное, по-прежнему терпеть меня не может.

Я никогда еще не видела разом столько людей, сколько сегодня собралось во дворце и в саду. Люди толпятся в коридорах, говорят все разом, чего-то ждут. Не обращая внимания на охи и ругань, я пробиваюсь сквозь толпу. По толпе бежит шепоток, становится все громче. Стоящие у входа в тронную залу стражники расступаются и пропускают меня.

Все точно как в моих видениях. Солнечные лучи играют на серебре, заливают все вокруг радостным светом.

Оливер сидит на троне. Делия — на низенькой скамеечке сбоку. Рен и его отец стоят чуть позади. Я преклоняю колено перед королем. Толпа у меня за спиной затихает. Я ощущаю тяжесть сотен взглядов, сверлящих мне крылья.

— Кимера, я надеялся, что ты придешь.

— Что происходит, сир? Я думала, дворец закрыт, — шепчу я.

Я не рассчитывала на то, что при разговоре будут посторонние, а их присутствие может поколебать меня в моем решении признаться. И все же я должна сказать все.

Оливер машет рукой.

— Я решил, что сегодня должен выразить сочувствие своим подданным. Год для нас для всех выдался нелегкий, а я отсутствовал слишком долго. Итак, чем могу помочь?

— Я должна попросить у вас прощения.

Уши мои горят — я слышу бормотание стоящих у меня за спиной людей.

— За что?

— За все, что я совершила, и за все, кем стала. — Я накручиваю на палец торчащую из юбки нитку и не знаю, с чего начать. — Я помогала Барнабасу красть девочек и отправлять их в Белладому. Он меня обманул. Он сказал, что мы спасаем девочек от колдуна и потом их увозят в безопасное место. Я должна была догадаться. Просто… просто я не знала, где правда, где ложь.

В отчаянии я стискиваю кулаки. Вот уже опять все запутала. Да еще на людях.

— Я знаю, Кимера. Рен мне рассказал. Он тогда был очень на тебя сердит, но сейчас уже вроде бы подуспокоился.

Рен смотрит в пол, но шея у него подозрительно розовеет. Неужели? Неужели он меня простил? Я и не смела надеяться. Но признаваться так уж признаваться.

— Вы знаете, что я убила торговца Дэррелла, но не знаете, что из-за этого умерла Эмми. Он привязал ее к стулу, а в спинке был арбалет. Когда я напала, арбалет выстрелил.

Милая маленькая Эмми, которая так хотела увидеть маму и папу. А я не сумела ее спасти.

По толпе бежит шепоток. Внутри у меня все переворачивается.