Тоон Теллеген - Письма только для своих

которую смогу прочитать, когда буду наверху, то со мной ничего не случится».

Он довольно потер передние ноги и написал большими буквами:

«НЕ ПАДАЙ, СЛОН!»

Затем положил записку под каштаном и полез наверх.

Но когда он добрался до половины дерева и его совсем не было видно за листьями, под каштаном как раз проходил сверчок. И прочитал записку.

«Ах, — обрадовался он. — Ну наконец-то!» Он давно уже искал слово «НЕ». У него уже были слова «Нигде», «Никто», «Никогда» и «Ничего». А «НЕ» еще не было.

Он довольно пошевелил усиками, оглянулся по сторонам, никого не увидел и оторвал слово «НЕ» от записки.

Его самым заветным желанием было повесить это слово на дверь, перед табличкой со своим именем. Получилось бы «НЕ СВЕРЧОК». Он бы сидел дома, стрекотал во всю глотку и поглядывал через щелку на проходящих мимо зверей.

— Не сверчок? — говорили бы они. — Не сверчок? А кто же тогда стрекочет?

А потом они стучали бы в дверь и кричали:

— Кто там стрекочет?

Он бы не отвечал и не открывал им дверь, а продолжал бы стрекотать еще громче. А звери были бы озадачены. Сверчок любил озадаченность. Морщины на лбу, сомнения и озадаченность.

Довольный, он полетел домой, зажав под крылышком слово «НЕ».

Когда слон, кряхтя и запыхавшись, преодолев долгий путь, добрался до верхушки каштана и чуть не упал, он вспомнил о своей записке. «Ах да, — подумал он. — Вот и хорошо…» Он посмотрел вниз и прочитал.

— Что? — удивленно крикнул он.

Потом перечитал записку еще три раза.

— Но ведь было нельзя…??? — воскликнул он. И пошатнулся.

«Значит, можно», — смирился он и с жутким шумом полетел вниз с верхушки каштана.

Чуть позже его нашла белка, а рядом с ним записку. Очень осторожно она выпрямила ему погнутый хобот. Слон открыл глаза и простонал:

— Теперь я совсем ничего не понимаю, белка.

— Да, — сказала белка и села на траву рядом с ним.

Небо было серым, и они оба шли, погрузившись в свои мысли.

Вдруг белка упала в неглубокую яму со старыми листьями. Она отгребла листья в сторону и, к своему удивлению, увидела на дне ямы письмо.

— Письмо! — крикнула она.

Муравей нагнулся, подобрал письмо и отряхнул его. Потом почесал в затылке и прочитал:

Дорогой мамонт!

Время почти пришло. Ты знаешь об этом?

Пещерный лев

Письмо было старое, пожелтевшее, с загнутыми уголками и странными мрачными буквами.

— Что это за буквы? — спросила белка.

— Древние буквы, — сказал муравей.

О таком белка никогда еще не слышала.

— Это древнее письмо, белка, — продолжил муравей и посмотрел очень серьезно.

Белка нахмурилась и спросила:

— А что имел в виду пещерный лев?

— То, что здесь написано, конечно, — ответил муравей. — Тогда почти пришло время.

— Но если оно почти пришло тогда, то что происходит сейчас?

— Сейчас уже время, — проговорил муравей. — Уже давно.

— Уже время? — переспросила белка.

— Да, — раздраженно сказал муравей. — Это означает, что сейчас все время время. С тех пор.

У белки как-то странно закружилась голова, и она знала, что лучше ей ни о чем больше не спрашивать.

Но она все-таки поинтересовалась:

— А что бывает еще кроме времени? То есть что было, когда пещерный лев писал это письмо?

Муравей заходил туда-сюда гигантскими шагами и сказал:

— Тогда еще не было времени. А теперь пришло время. И ничего, кроме времени. — Он показал передними лапами во все стороны.

— Я ничего не вижу, — недоумевала белка.

— Про это я и говорю! — завопил муравей, подпрыгнул и исчез между нижними ветками растущего там старого дерева.

На какой-то момент белке показалось, что он на самом деле исчез, и она даже перестала дышать. В лесу было очень тихо. Под ногами у нее лежало письмо.

Но тут муравей шлепнулся на землю, поднялся на ноги, слегка отряхнулся и сказал:

— Пойдем.

Письмо он опять забросал листьями.

— Оно не для нас, — пояснил он.

— Да, — согласилась белка.

Молча они шли дальше долго-долго, под серым небом в дальней части леса.

Этим письмом я хочу сообщить вам, что с сегодняшнего дня я решил прекратить свою деятельность.

Больше я этим не занимаюсь.

Вы все постоянно ломаетесь пополам, хотите иметь два хобота, новые мысли, подвальчик, глаза на рожках, одну чешуйку, новые крылья, да что ни назови!.. И я всегда должен всем помогать.

С сегодняшнего дня я закрылся.

Жук-доктор

Дорогой жук-доктор!

Спасибо вам большое за ваше информационное письмо.

И все-таки я хотел бы обратиться к вам с просьбой. Вот эти рожки у меня на голове, зачем они мне вообще? Может быть, вы могли бы их чем-нибудь заменить? Чем-нибудь противоударным. Дело в том, что я постоянно ударяюсь!

Жираф

Дорогой жираф!

Для вас я сделаю исключение: заменю ваши рожки шлемом и значительно укорочу вашу шею.

А пятна на вашем теле? Может, мне заодно покрасить их в красный цвет?

И если хотите, я запросто могу сделать так, что вы станете чирикать.

Вы согласны?

А хотите бивни? Это тоже возможно.

Но после этого я ничего больше делать не буду. Ни для кого. Никогда.

Жук-доктор

Поэтому не приходите.

Если же вы все равно захотите мне что-нибудь подарить, то пусть это будет что-то ободряющее.

Я близок к отчаянию.

Трубкозуб

Звери видели, как над лесом поднимались большие облака черного дыма, а перед этим можно было слышать продолжительный грохот и несколько взрывов.

Они посмотрели друг на друга.

— Да-да… — кивали они. — Ох уж эти торты!

Потом они качали головами и думали о трубкозубе и его отчаянии. Все приготовили для него что-то ободряющее и послали ему подарки с ветром или положили под дверь.

Клубы черного дыма от сгоревшего торта все еще висели вокруг, когда трубкозуб разворачивал подарки, рассматривал их, при этом долго и громко всхлипывая.

Потом он вытер слезы. Очень медленно его отчаяние выбралось из него и скрылось в кустах, а потом, уже под вечер, исчезло за горизонтом. В голове у трубкозуба появились ободряющие мысли, которые подарила ему белка. А перед тем как лечь спать, он даже немного поплясал у себя на холодном полу и при этом говорил сам себе: