Георгий Юдин - Спасенная душа [Рассказы. Сказки. Притчи]

— Иди вслед за мной, князь, — спокойно сказал он. — Я покажу тебе Агриков меч.

Петр, онемевший от нежданного чуда, робко вошел за Ангелом в алтарь.

— Здесь, под алтарной стеной, — указал рукой Ангел.

— Да как же смогу взять его? — спросил князь. Ангел чуть заметно улыбнулся, и гордый Петр тотчас вспыхнул, подумав, что Ангел насмехается над ним: мол, на лютого змея собрался, а этакую малость, как стену поднять, не в силах.

Легко, будто и не камни, поднял святой Ангел стену, а под ней на желтом песке сверкнул золотом длинный узкий меч.

Князь упал на колени, схватил его и крепко прижал к груди. Меч был сухой и теплый. Ангел же, как и прежде, бесшумно стену назад опустил и тотчас невидим стал.

От радости сердце юного князя билось так громко, как копыта его вороного, на котором Петр, подняв, как стяг, чудо-меч, мчался к старшему брату.

Когда тяжелое, закатное солнце затопило багряной кровью все небо, влетел Петр на княжеский двор, и тотчас с крыши пагубно заухал лесной сыч.

— Чью-то погибель кличет, — усмехнулся князь и, надежно скрыв меч от недоброго глаза под длинной полой кафтана, вбежал по крутой лестнице в палаты Павла.

— Вот, брат, гляди! — выхватил блистающий меч Петр.

— Неужто Агриков?! — изумился Павел. — Господи! Слава Тебе. Пошли брату моему удачу и победу над злым супостатом. Пусть не дрогнет рука его, ибо с верой в Тебя, Господи, идет он на врага моего. Иди, Петр, в палаты жены моей, обрадуй ее. Я же помолюсь за твою удачу.

Князь Петр, не мешкая, пошел к снохе, а когда проходил по безлюдному и темному переходу из мужской половины в женскую, не удержался, выхватил меч и давай махать им налево-направо, воздух со свистом рассекая.

Так, раскрасневшись, с поднятым мечом и шагнул в горницу к снохе.

— Гляди, Мария! — и осекся на полуслове.

На лавке, обняв княгиню за плечи, сидел его брат Павел и улыбался.

Пораженный, Петр оторопело глядел на него.

— Павел! Ты ли это?

— А кто ж еще? Чего ради не признал меня?

— Да ведь ты в своей горнице только что был. Как же быстрей меня сюда поспел?

— Э, брат, смутил тебя змей окаянный. Ведь это он, думаю, в хоромах моих с тобой говорил. А здесь я, брат твой старшой, а это жена моя Мария.

Глянул удивленный Петр на сноху, а та сидит не шелохнется, и на бледном лице такая улыбка, будто за щекой кислое яблоко спрятала.

В великом смущении заспешил Петр в хоромы старшего брата, рванул дверь, видит: стоит тот перед божницей и молится.

— Ты ли это, брат Павел, или змей поганый? — подняв меч, грозно спросил Петр.

— Да кто же еще здесь может быть? — испугался князь. — Я это! Вот тебе крест. — И перекрестился.

— Тогда как же ты вновь опередил меня? Ведь только что видел тебя с женой в обнимку сидящим!

— Никуда я, брат, не выходил из покоев своих. Это, Петр, козни лукавого змея. Мною тебе является, чтобы ты не решился убить его.

— Ах так! — сверкнул очами молодой князь. — Ты вот что, брат, никуда из хоромины этой не выходи. Заклинаю тебя всеми святыми, а то как бы беды не было.

— Никуда без твоего повеления не пойду, останусь здесь молиться за твою победу.

Держа меч наготове, вновь вбежал Петр в горницу и встал как вкопанный. Перед ним с расстегнутым воротом стоял Павел и отхлебывал из ковша брагу.

— Ты кто есть?! — задыхаясь от гнева, выдохнул Петр.

— Эка недогадливый! Уж говорил тебе, князь, не один раз, Павел я. И только что в покоях своих с тобой толковал. И крестное знамение на себя клал. Аль забыл? Ну а потом через тайные дверцы сюда прибег, чтоб самому видеть, как ты будешь с врагом моим биться, и помочь тебе, чем смогу. Отложи меч-то. Ha-ко вот, хлебни браги.

— Опосля брагу пить будем! — прорычал Петр и сломя голову бросился обратно на половину князя.

С грохотом распахнул дубовую дверь. Павел, стоя на коленях, в страхе оборотился.

— Зачем ты, князь, — дрожа от бешенства, вскричал Петр, — меня не послушав, через тайные дверцы к жене прибег?!

— О, брат мой возлюбленный! — со слезами воскликнул Павел. — Молюсь я и никуда отсюда не уходил, и шагу не могу шагнуть без твоего повеления.

Петр схватил со стола ключи от всех замков, замкнул все двери в палате князя и на каждую дверь крестное знамение положил. Расшвыривая с дороги зазевавшихся слуг, опрокидывая скамьи, ворвался диким львом с пылающими очами к княгине, держа мертвой хваткой белыми от напряжения пальцами горячую рукоять меча, медленно пошел на мнимого князя.

Он же, лукавый обольститель, спокойно стоял, скрестив на груди руки, и с укором глядел на Петра.

В отчаянии обернулся бедный князь к снохе и тут увидел в углу отворотившийся от беса лик Богородицы. И только тогда, крепко уверовав, что перед ним не брат родимый, что есть мочи обрушил сверкающий меч на супостата.

С грохотом упала на пол зубастая, с длинным синим языком страшная голова змея, а мерзкое тело затрепетало, задергалось на полу и, забрызгав Петра черной пузырящейся кровью, издохло.

Гибельный смрад и зловоние заволокли весь Муром, потому князь Павел приказал слугам немедля смердящего змея железными крючьями в глубокий ров сбросить и закидать каменьями.

А измученный Петр, когда снял сорочку, чтобы смыть с себя поганую кровь, с ужасом увидел, что все тело его покрылось страшными язвами и струпьями.

Всю промозглую осень и лютую, метельную зиму горело адским огнем тело молодого князя. От былой стати и красоты за короткое время ничего не осталось. Лицо и тело гноились от зудящих, незаживающих струпьев, так что по две дюжины мокрых сорочек за день меняли.

Князь Павел опечалился печалью великой. Одного Бог избавил от проклятого змея, а другого погубил. Злой недуг, что пал на любимого брата, отобрал сон и покой и состарил до поры муромского князя.

Разослал он всех своих слуг, так что хоромы пусты остались, во все стороны искать искусных лекарей. Одни врачи подойти близко к Петру боялись и лечить отказывались, другие мазали его густыми, как глина, мазями, мыли горькими травами, купали в Оке в грозу и в новолуние. Но все было без толку.

Однажды, когда князь Петр задремал, старый, с серьгой в ухе слуга Аника зажег свечу и зашептал тайное заклинание:

— Заговариваю я у раба Божия Петра двенадцать скорбных недугов.

Ты, злая трясовица, уймись, а не то прокляну в тартарары.

Ты, неугомонная колючка, остановись, а не то сошлю тебя в преисподние земли.

Ты, свербедь, прекратись, а не то утоплю тебя в горячей воде.

Ты, огневица, остудись, а не то заморожу тебя крещенским морозом.

Ты, черная немочь, отвяжись, а не то засмолю в бочку и по морю пущу.