Георгий Юдин - Спасенная душа [Рассказы. Сказки. Притчи]

Веселые, шумные и долгие были эти охоты, ведь зверья в ту пору водилось столько, что охотничья страсть по многу дней братьев из лесу не отпускала.

Дьявол же, ненавидящий добро, вселился в неприязненного змея и стал летать к скучающей княгине Марии.

Когда по ночному небу из преисподней мчался, широкая огненная лента, как за метеором, вилась за ним, а как в окно княгини с шумом врывался, то мерзким волшебством своим становился не змеем поганым, а князем Павлом. Смрадом дыша, овладевал княгиней, а после отлетал в свою проклятую бездну.

Слуги стали слышать за дверьми покоев Марии тихий свист и разговор, но когда входили, никого, кроме Марии, не видели, потому что змей невидимым делался.

И вот однажды вернулись братья с долгой охоты, и увидел князь Павел, что жена его за эти дни так похудела, что кольца с пальцев падали.

Приступил он к ней с расспросами, и княгиня, дрожа и оглядываясь по сторонам, шепотом поведала мужу о своей беде.

— Как-то ввечеру, когда ты, князь, на своей постылой охоте за зайцами гонялся, стала я на сон волосы чесать, а крестик мой в них запутался. Я и сняла его с себя. Тут-то и влетел в оконце змей этот окаянный. У меня от страха рука онемела, перекреститься не могу, он же в тебя, князь, обратился, отличить нельзя, я и совсем силы лишилась. Вот и летает каждую ночь и тянет из меня жизнь и девичью красу.

Князь, не веря, искоса глядел на жену. Ишь, мол, чего удумала — змей к ней прилетает. Но когда подошел к оконцу, увидел на подоконнике глубокие, будто от железа, борозды.

— Когтищами исцарапал, — всхлипнула княгиня. — С тех пор и молиться не могу, крестик мой пропал, а Богородица-то, глянь-ка…

Поднял князь глаза на икону в углу горницы и вскрикнул от ужаса. Богородица, закрыв рукой лик младенца Христа, отвернулась от них.

— А раз, когда Господь опять мне молитву в сердце не послал, стала я этому змею волшебное заклятье читать. А он только посвистывает и щурится, аки кот.

— Какое заклятье? — нахмурился князь.

— От змея к жене летающего. Бабка-ведуница научила за перстенек с камешком. Сказать?

Князь, не отрывая глаз от Богородицы, безразлично пожал плечами.

— Во всем доме, гилломагал, сидела Солнцева дева. Не богатырь могуч из Ноугорода подлетал, подлетел огненный змей. Лиф, лиф, заупапа калануда. А броня на нем не медяна, не злата, а шлем на нем из украсного уклада, пипано фукадалимо корой талима кепафо. Полкан, Полкан! Разбей ты огненного змея, вихадимо гилломагал дираф, и соблюди девичью красу, шнялда шибул.

— Уймись, жена! — досадливо отмахнулся князь. — Ересь эту сами бесы выдумали. Молю тебя, спаси меня от скорби, сотвори мне радость великую, узнай у этого проклятого, как убить его? Когда станет он говорить с тобой, спроси его с лестью вот о чем: ведает ли этот злодей, от чего ему смерть будет? Если узнаешь об этом и мне поведаешь, то не только в этой жизни от его смрадного сипения освободишься и от всего этого бесстыдства, о чем и говорить срамно, но и перед Христом прощена будешь.

И вот вновь прилетел ночью треклятый змей и, как всегда, принял образ князя Павла. Княгиня, крепко в сердце храня завет мужа, ласкала мнимого князя и льстивыми речами возносила его, а под утро с почтением спросила:

— О, друже мой, много ты всего знаешь, а про свою смерть ведаешь? Какой она будет и от чего?

Он же, льстивый прелестник, сам женой прельщен был и, нисколько не боясь своей погибели, открыл свою тайну.

— Смерть моя от Петрова плеча, от Агрикова меча. И, кончив свое бесстыдное дело, с воем и пламенем отлетел от нее.

Бедная княгиня, плача от страха и омерзения, прибежала к мужу и поведала ему страшную тайну.

— Слава Тебе, Боже! — радостно перекрестился князь. — Есть, значит, управа на нечестивца. А не сказал он, что это за меч — Агриков?

— Нет, князь, и кто такой Петр, тоже не сказал.

Все утро князь потерянно ходил из угла в угол, с мукой думая, где сыскать неведомого этого Петра с Агриковым мечом.

Внезапно дверь с шумом растворилась, и в горницу, улыбаясь, скорым шагом вошел молодой князь Петр.

— Ну, здравствуй, брат! — порывисто обнял он Павла. — Что невесел? Прибег ко мне ввечеру лесничий, видел в ельнике за долгим оврагом страшенного медведя. Думаю один его на рогатину взять. Поедешь ли поглядеть?

— Не до забав мне нынче, брат, — горестно махнул рукой князь Павел. — Пострашнее твоего медведя гость пожаловал.

— Что, что стряслось?! Сказывай, князь, не таись, — схватился за меч Петр.

— Не хотел тебе про этот срам говорить, молод ты еще, да ведь все равно от людей узнаешь.

Вспыхнул Петр: не терпел он, когда молодостью его корили. Считал он себя в шестнадцать лет мужем зрелым, а чтобы другие об этом скоро дознались, везде, не зная страха, на рожон лез.

Князь Павел, не глядя от стыда на пылающего гневом брата, без утайки поведал ему, как поганый змей прельстил его верную жену и от чего обольстителя смерть ждет.

— Не знаю только, где этого Петра сыскать? — горестно закончил князь.

— А чего его искать?! Здесь он! — горячо воскликнул юноша. — Если этого меча не сыщу, я прелестника голыми руками задавлю.

И вон из горницы выбежал, потому как видел, что испугался за него Павел и может не позволить ему на змея идти.

Во весь опор мчится Петр на злом жеребце по высокому берегу Оки, а куда летит, сам не ведает.

«Хоть бы, — думает, — какого-нибудь древнего волхва языческого в лесу изловить. Может, подскажет, где этот неведомый меч искать».

Когда в густую, высокую траву конь влетел и шагом пошел, спрыгнул молодой князь в пряные осенние цветы и вспомнил, как бабушка ему, мальцу, рассказывала, что есть такая трава редкая, зовется прыгун-скакун или разрыв-трава. Найти ее не всякий может, а если найдет, сможет разрушать железо, медь и серебро на мелкие куски.

А нужно это для того, чтобы, отыскав клад в железном сундучке, от которого ключи выброшены, разрыв-травой этот сундук открыть. В таких вот сундуках не только сокровища несметные лежат, но и волшебное оружие.

Идет князь по траве, былинку задумчиво покусывает, по сторонам поглядывает: вдруг где сундук такой полузакопанный объявится, и не заметил, как ноги сами собой принесли его к невеликой Крестовоздвиженской церкви, что стояла на берегу Оки.

Вошел, перекрестившись. В храме тихо, прохладно и народу ни души. К иконостасу медленно подошел и встал против иконы Архангела Михаила с мечом.

Мужественный, строгий Ангел, главный небесный ратоборец с коварным сатаной, глядел на Петра, опираясь на длинный, узкий меч.

«Наш-то потяжелее будет, — подумал Петр, — а вот Агриков, видно, такой же, как у Архангела».

Внезапно храм озарился ярким светом, и перед побледневшим князем явился Божии Ангел.