Александр Кишкин - Мишки-гамми и принц-дракон

Из-за этого в суверенной Долине Гамми произошел небольшой локальный переполох, окончившийся тем, что Ворчун поймал Толстяка в погребе и хорошенько надрал ему уши.

Толстяк орал и выл, как камышовый кот, попавшийся в капкан. А Ворчун, как всегда, приговаривал:

– Ты понимаешь, что позоришь перед всем ми ром звание мед вед я-гамми, обжора?

И при этом сердито пыхтел.

Всего гамми-мишек на свете было шесть штук: Колдун, глава этого небольшого клана, Бабушка, Ворчун, Толстяк, Солнышко и Малыш.

От обычных лесных медведей они отличались тем, что были раз в восемнадцать меньше размером. Не больше обычных плюшевых медведей, которым ты, дружок, в детстве хорошо умел откручивать хвосты.

Но с гамми-мишками у тебя такой номер не вышел бы. Главной их особенностью было то, что гамми-мишки знали секрет приготовления напитка из гамми-ягод. Выпив хотя бы пару чашечек напитка, они обретали способность прыгать футов десять, а то и все двадцать пять в высоту.

Ты говоришь, зачем им это было нужно, дружок? Так ведь Матушка-Природа не снабдила этих мишек ни острыми когтями и крыльями, как драконов, ни ударопрочными черепами, как гномов. Поэтому медведям-гамми, чтобы выжить, нужно было многое уметь.

Кроме умения прыгать, отдельные мишки развили в себе умение колдовать. Особенно в этом отличился самый старый медведь по прозвищу Колдун. Злые языки утверждали, что пика в своем профессиональном росте Колдун достиг, когда ему удалось вызубрить заклинание против коликов в животе.

Но это было чистейшее вранье. И в этом мы с тобой еще убедимся.

– Сегодняшней ночью кто-то хорошо почистил амбар короля Альфреда, – сказал Ворчун. – Я бы даже сказал – слишком хорошо.

И Ворчун выразительно посмотрел на Толстяка, который сидел напротив него и с аппетитом уплетал поджаренную на масле земляную грушу.

Почти все семейство гамми расположилось за круглым столом из светлого ясеня и завтракало. Не хватало только Малыша. Он встал раньше всех и убежал в лес. Но гамми отнеслись к этому очень спокойно: с Малышом периодически случались такие вещи.

– Теперь Альфред наверняка распорядится, чтобы везде, где только можно, были расставлены капканы и силки, – продолжил свою мысль Ворчун.

– Ох, как надоели эти гномы! – вздохнул Колдун. – За последние десять лет они не потрудились вырастить хотя бы даже пучок морковки! Они умеют только воровать...

– Среди медведей-гамми тоже есть подобные типы, – пробубнил Ворчун. – И они позорят всю нацию.

– Прекрати! – не выдержала Бабушка. – Как тебе не стыдно! Наш Толстяк никогда бы не стал воровать у короля Альфреда!

– Конечно, – кивнул Ворчун. – И прежде всего потому, что там стоит сравнительно бдительная стража.

Тут Ворчун наклонился к самой морде Толстяка и прокричал:

– А кто вставал этой ночью и скрипел засовом, а?

Толстяк от неожиданности проглотил сразу четыре груши и недоуменно огляделся.

– Вы разговаривали обо мне? – спросил он у Бабушки. – Извините, я несколько увлекся.

Такое случалось с Толстяком очень даже часто: он отдавался процессу поедания пищи весь, без остатка. И потому (если у него был хороший аппетит) ничего не видел и не слышал.

– Да! Мы говорим о тебе! И о твоих ночных по хождениях! – крикнул Ворчун (сам он за завтра ком не съел и крошки. Возможно, отсюда и его раздражительность). – Отвечай сейчас же, где зерно короля?

– Да я не брал его, ребята, – испуганно заулыбался Толстяк. – Я, конечно, люблю поесть, но ведь я не лошадь. И не индюк. Мне не нужно зерно.

– Это гномы, говорю я тебе, – обратился к Ворчуну Колдун. – Ты слышал, как утром шумел лес? Так всегда бывает после того, как здесь побывают эти мерзкие грубые существа... И не трогай, пожалуйста, Толстяка. У него может развиться комплекс неполноценности.

– Но ведь он куда-то выходил ночью! – пыхтел Ворчун. – Ведь выходил же!

– Это я выходила, – подала свой голос Солнышко.

Невозмутимо, с легким вызовом (именно так, как об этом будет написано спустя пару миллионов лет в книжке «Советы начинающей фотомодели») она окинула компанию.

– А что тебе было нужно ночью в лесу? – удивленно подняла брови Бабушка.

– Между прочим, я уже большая девочка и могу не отвечать на такие нескромные вопросы, – дернула плечиком Солнышко.

– А ты попробуй не ответь, – с тихой угрозой в голосе произнесла Бабушка и уткнула руки в бока.

Солнышко широко улыбнулась ей и достала из-под стола какой-то предмет, по очертаниям напоминающий фигурку человека.

– Это корень мандрагоры. Я выходила именно за ним.

– Брось эту гадость! – с перекошенным от отвращения лицом прокричал Колдун. – Брось сейчас же!

Солнышко тут же спрятала корень за пазуху.

– Интересно вы рассуждаете, дедушка, – сказала она. – Вам, видите ли, можно заниматься колдовством, а мне – нельзя?

Колдун решительно поднялся, подошел к Солнышку и отобрал у нее мандрагору. Он на минуту вышел из избушки, а когда вернулся, корня при нем уже не было.

– И никогда больше не шути с такими вещами, глупышка, – сдержанно сказал он, – Все-таки существует какая-то граница между честной магией и вульгарным ведьмовством.

Дедушка тщательно помыл руки в деревянном тазу и снова сел за стол.

Все примолкли. Даже Толстяк перестал жевать.

– Я хотела увидеть своего жениха, – всхлипнула Солнышко. – А в твоей книге, дед, было написано, что лучше всего для этого годится мандрагора. И выкапывать ее можно только в ночь полнолуния с воскресенья на понедельник...

– Причем атмосферное давление должно быть порядка сорока делений ртутного столба, а влажность – двенадцать процентов, – с улыбкой добавил Колдун. – А перед этим тебе следовало умыться муравьиной кислотой... Половина из всего, что написано в моей книжке, девочка – бред. Честное слово. Я работаю с ней уже больше сотни лет, я ошибался и разочаровывался сотни раз, и потому только я могу знать, что можно принимать здесь на веру, а что – нет.

– Но тогда почему ты выбросил мандрагору? – обиженно спросила Солнышко. – Ведь она была настоящая!

– Даже самая настоящая мандрагора годится только для того, чтобы затыкать каминные трубы, – сердито ответил Колдун.

В этот момент дверь открылась и в столовую влетел запыхавшийся Малыш.

– Спасайтесь! – крикнул он. – Сюда ползет бешеный дракон!

Малыш и Гасси встретились у переправы через Серебряную речку.

Принц-дракон добрался сюда после двух суток, которые он провел Бог знает где, в каком-то забытьи. Гасс брел наугад, разговаривая сам с собой. Иногда он взлетал, пытаясь в полете немного развеять сумасшедшую боль, которая кромсала на ломти его сердце.

Гасси все время помнил о том, что это ОН ПО ГУБИЛ СВОЕГО ОТЦА. И успокоение вовсе не торопилось приходить к нему.