Якоб Гримм - Сказки братьев Гримм [Классический перевод и классические иллюстрации]

С того дня они ежедневно пасли свои стада рядом; говорили они между собой немного, но у них было легче на душе.

Однажды вечером, когда полная луна катилась по небу и овцы уже улеглись на покой, пастух вынул из сумы флейту и сыграл на ней прекрасную, хотя и грустную песню.

Закончив песню, он заметил, что пастушка горько плачет. «О чем ты плачешь?» — спросил он. «Ах, — ответила она, — точно так же светила луна, когда я в последний раз эту самую песню играла на флейте и из-под воды в пруду показалась голова моего милого».

Он посмотрел на нее — и у него словно пелена с глаз спала: он узнал жену! И в то время, как он в нее вглядывался, луна ярко осветила его лицо — и жена его узнала!

Они обнялись, поцеловались — а были ли они счастливы, об этом нечего и спрашивать…

Портной и золотых дел мастер шли как-то вместе путем-дорогой и однажды вечером, уже после заката солнечного, услышали отдаленные звуки музыки, которые доносились все явственнее; она звучала как-то странно, но очень весело, так что путники даже позабыли об усталости.

Месяц уже высоко поднялся на небе, когда они достигли холма, на котором увидели много маленьких людей, мужчин и женщин, которые, взявшись за руки, весело и радостно кружились в общей пляске. Среди их хоровода сидел старик; он был одет в пеструю одежду, и седая борода покрывала его грудь.

Оба путника остановились в изумлении и стали смотреть на пляску. Старик кивнул им и пригласил войти внутрь хоровода.

Золотых дел мастер был горбат и, как все горбатые, очень бодрился — он вступил первый; портной сначала побаивался, но, увлеченный общим весельем, решился последовать за товарищем. Круг тотчас сомкнулся, и маленькие люди опять принялись петь и продолжали свою пляску с большим увлечением. Старик же снял широкий нож с пояса, отточил его и, когда тот оказался уже достаточно острым, стал вглядываться в пришельцев. Тем стало страшно, но у них немного было времени на раздумье: старик сначала ухватил золотых дел мастера и с величайшей быстротой обрил ему волосы на голове и бороду; то же самое было сделано и с портным.

Однако же они совершенно оправились от испуга, когда старик, покончив со своей работой, ласково потрепал их по плечу, как бы желая выразить этим, что они хорошо поступили, не оказав никакого сопротивления. При этом он указал им пальцем на кучу углей, лежавшую в стороне, и знаком истолковал им, что они должны этим углем набить себе полные карманы.

Оба повиновались этому приказу, хотя и не знали, для чего им могли пригодиться угли, а затем они пошли дальше по дороге, чтобы отыскать себе место для ночлега.

Когда они спустились в долину, колокол соседнего монастыря пробил полночь. Мигом смолкло вдали пение, все исчезло, и холм, освещенный ярким сиянием месяца, опустел.

Путники отыскали себе у дороги харчевню, в которой и улеглись спать на соломе, накрывшись своим платьем; из-за усталости они позабыли даже вынуть угли из карманов.

Какая-то особая тяжесть, давившая на их тела, заставила их пробудиться ранее обычного времени. Они полезли в карманы и глазам своим не поверили, увидев, что они наполнены не древесными угольками, а настоящим чистым золотом; да притом оказалось, что и волосы, и бороды успели у них вновь отрасти.

Так оба нежданно разбогатели; однако же золотых дел мастер, жадный до денег и успевший больше набить свои карманы, приобрел по крайней мере вдвое больше портного.

Ну, да уж известно, что корыстолюбец, имея много, желает всегда еще больше.

А потому золотых дел мастер и предложил портному остаться в той местности еще на денек, вечером выйти на прогулку, чтобы еще больше получить золота от старика на холме. Портной отказался, сказав: «С меня хватит того, что есть. Я доволен: теперь из подмастерьев мастером сделаюсь, женюсь на своей любимой и буду счастлив».

Однако же ради удовольствия товарища он согласился остаться еще на один день.

Вечером золотых дел мастер вскинул на плечи еще пару кошелей, чтобы было куда класть золото, и пустился по дороге к холму.

Как и в предшествующую ночь, он застал маленьких людей за плясками и пением.

Старик опять его выбрил и указал ему на угли, предложив захватить их с собой.

Тот не заставил себя просить еще раз, набил в карманы и кошели столько, сколько мог унести, возвратился домой совершенно счастливый и лег спать, укрывшись своим платьем. «Как ни тяжело золото, — думал он про себя, — ну да уж я это как-нибудь вынесу», — и наконец заснул со сладким предчувствием того, что завтра он проснется еще большим богачом.

Едва продрав глаза, он быстро поднялся, чтобы осмотреть свои карманы. Но каково же было его изумление, когда он ничего не вытащил из своих карманов, кроме черных углей! «Ну да ладно, у меня еще осталось то золото, которое я получил прошлой ночью», — подумал золотых дел мастер. Но как же он испугался, когда увидел, что и то золото тоже обратилось в уголь.

Он ударил себя по лбу рукой, запачканной углем, и тогда только почувствовал, что у него и голова, и борода голы-голешеньки.

Но беда была не только в этом: он только теперь увидел, что сверх прежнего горба на спине у него вырос еще и другой — спереди, на груди. Тут признал он в этом наказание, понесенное им за корыстолюбие, и громко начал плакать.

Добряк портной, разбуженный этим плачем, утешал несчастного товарища сколько мог и сказал ему: «Ты был моим товарищем в пути, так поселяйся у меня, и я разделю с тобой мое богатство».

Портной сдержал слово, но его товарищ остался на всю жизнь с двумя горбами и вынужден был прикрывать шапочкой свою лысую голову.

Старик с женой сидели однажды перед бедным домиком: им хотелось немного отдохнуть от работы. Вдруг подъезжает к домику превосходная карета, запряженная четверкой отличных коней, и из той кареты выходит богато одетый господин. Мужик поднялся, подошел к господину и спросил, чего он желает и чем ему можно услужить. Незнакомец протянул мужику руку и сказал: «Я ничего не желаю, кроме того, чтобы хоть один раз отведать вашей деревенской стряпни. Приготовьте же мне картофель в том виде, в каком вы его сами едите, и я тогда сяду вместе с вами за стол и с удовольствием поем вашего деревенского картофеля».