Якоб Гримм - Сказки братьев Гримм [Классический перевод и классические иллюстрации]

Ростовщик обрадовался барышу и выплатил мужику всю сумму стертыми слепыми грошами — такими, что три гроша двух хороших не стоят.

По прошествии трех дней мужик согласно приказу короля явился пред его ясные очи.

«Ну, снимайте с него платье долой, — сказал король, — он должен получить свои пять сотен сполна». — «Ах, — сказал мужик, — эти пять сотен уже не принадлежат мне: две сотни я подарил солдату вашей стражи, а за три сотни ростовщик уже уплатил мне мелочью. По справедливости мне уже ничего получать не следует».

И точно: явились к королю и солдат, и еврей-ростовщик, и стали требовать своей доли в награде мужика, и получили надлежащее количество ударов.

Солдату это было дело знакомое, и он вынес свою порцию ударов терпеливо; а ростовщик все время жалобно кричал: «Ай-ай! Ай, какие крепкие талеры!»

Король, конечно, посмеялся проделке мужика, и, поскольку гнев его прошел, он сказал: «Так как ты свою награду потерял еще ранее, нежели получил ее, то я тебя награжу иначе: ступай в мою казну и возьми себе денег, сколько хочешь».

Мужик не заставил себе этого дважды повторять и набил в свои глубокие карманы, сколько влезло. Потом пошел в гостиницу и стал считать деньги. Ростовщик туда же за ним приполз и слышал, как тот ворчал себе под нос: «А ведь этот плут-король все же провел меня! Дай он мне денег сам, так я бы хоть знал, что у меня есть. А теперь, как я могу точно знать, сколько я наудачу в карман насыпал?» — «Ай-ай, — залепетал про себя ростовщик, — да он непочтительно смеет говорить о нашем государе! Побегу и донесу на него, тогда и я награду получу, и мужика накажут».

И точно: когда король услышал о речах мужика, он пришел в ярость и приказал пойти и привести провинившегося.

Ростовщик побежал к мужику. «Пожалуйте, — говорит, — тотчас к господину королю; как есть, так и ступайте». — «Нет, уж я лучше знаю, как к королю идти следует, — ответил мужик. — Сначала я велю себе сшить новое платье. Или ты думаешь, что человек, у которого так много денег в кармане, может идти к королю в каком-нибудь старье?»

Ростовщик увидал, что мужик заупрямился и без нового платья к королю не пойдет; а между тем, пожалуй, и гнев у короля пройдет: тогда ни ему награды, ни мужику наказания не будет. Вот он и подъехал к мужику: «Я вам из одной дружбы могу на короткое время чудесное платье ссудить. Отчего человеку не услужить по душе?!»

Мужик на это не возражал, надел платье и пошел в замок.

Король потребовал у мужика отчета в тех непочтительных речах, о которых донес ему ростовщик. «Ах, — сказал мужик, — ведь уж известное дело: этот тип что ни скажет, то соврет… От него разве можно правды ждать? Ведь вот он, пожалуй, станет утверждать, что я его платье надел». — «Ай, вей! Что такое? — закричал ростовщик. — Разве платье не мое? Разве я не из одной дружбы вам его ссудил на время, чтобы вы могли перед господином королем явиться?»

Услышав это, король сказал: «Ну, кого-нибудь из нас двоих — либо меня, либо мужика — он все-таки надул!» И приказал ему еще отсчитать малую толику битыми талерами.

А мужик отправился домой и в новом платье, и с деньгами и говорил себе по пути: «Ну, на этот раз я, кажись, в самый раз потрафил».

Жила-была на свете девица-ленивица и прясть не охотница, и как бы мать ее к тому ни принуждала, а заставить прясть не могла. Наконец до того дело дошло, что мать однажды не вытерпела, рассердилась и побила дочку, а та стала во весь голос плакать.

Как раз в это время ехала мимо королева и, когда услышала плач, приказала лошадей остановить, вошла в дом и спросила мать, за что она так бьет свою дочь, что ее крики слышны даже на улице.

Матери совестно было обнаружить лень своей дочки, и потому она сказала: «Да вот никак ее от пряжи не отбить — все хочет прясть да прясть, а я-то бедна и не могу для нее постоянно иметь лен наготове».

Тогда королева ответила: «Я более всего люблю прясть и более всего бываю довольна, когда вокруг меня шуршат колеса прялок. Отпустите вашу дочь со мной в мой замок — там у меня льна довольно, она сможет себе прясть, сколько душе угодно».

Мать была радешенька, и королева увезла ее дочку с собой. По приезде в замок королева повела девушку наверх и показала ей три комнаты, снизу доверху полнешеньких чудеснейшего льна.

«Вот перепряди мне весь этот лен, — приказала королева, — и когда перепрядешь, я тебя отдам замуж за моего старшего сына. Я даже не посмотрю на то, что ты бедна, — твое неутомимое старание заменит тебе богатое приданое».

Бедная девушка перепугалась: она не могла и представить, как перепрясть такую гору льна, хотя бы она над ним и триста лет просидела и работала бы с утра до вечера не покладая рук.

Оставшись одна, она стала плакать и так три дня просидела, пальцем не шевельнув.

На третий день пришла королева и очень удивилась, увидев, что еще ничего не напрядено. А девушка извинялась тем, что она очень скучает по дому и по матери своей и потому не начала еще работать.

Королева выслушала девицу, но, уходя от нее, сказала: «С завтрашнего дня ты должна начать работать».

Когда девица опять осталась одна, то уж решительно не знала, что ей делать, и в горе подошла к окошку.

Вдруг видит, входят во двор три женщины: у одной нога широкая-преширокая и приплюснутая, у другой нижняя губа такая большая, что на подбородок отвисла, а у третьей большой палец на руке огромный!

Они остановились перед окном, взглянули наверх и спросили девушку, о чем это она горюет.

Она стала жаловаться им на свою беду, и тогда они предложили ей свою помощь и сказали: «Если ты нас к себе на свадьбу пригласишь, нас не постыдишься и назовешь своими тетушками да за стол с гостями посадишь, то мы тебе твой лен весь перепрядем, и притом в самое короткое время». — «От души буду вам рада, — ответила девица, — заходите же скорей и тотчас же принимайтесь за работу».

Девица впустила этих трех диковинных незнакомок к себе и в первой комнате со льном устроила им место, где они уселись и принялись прясть. Одна тянула нитку из кудели и вертела колесо, другая смачивала нить, третья скручивала нитку и постукивала пальцем о стол, а как ни стукнет — так и падает наземь большой моток пряжи, и притом самой тонкой.

Девица, конечно, укрывала от королевы своих прях и, когда та приходила, указывала ей только на груду готовой пряжи, так что та и не знала, как еще похвалить ее. Когда первая комната опустела, принялись за вторую, а там и за третью — и ту скорехонько освободили.