Максим Климкович - Русалочка: книга-игра

Русалочка протянула руку к цветку. Нежные лепестки дрогнули, точно прикрытый ресницами глаз. Цветок задумался, припоминая десятки песенок и рассказов. Рассказывать сказки – только это он и умел, зато знал их несчетное количество.

Для начала ему хотелось рассказывать что-нибудь необычное.

– Жила-была... – цветок запнулся и неожиданно для себя выпалил: – Русалочка. Долго и счастливо! – и, пристыженный, надолго умолк.

– Да-да, все так и было, – Русалочка так и эдак изучала свое Отражение в зеркале. – «Долго и счастливо!»

Цветок попробовал забиться в ближайшую щель, но ловкие пальцы ухватили стебель.

– Глупый, – назидательно протянула Майя. – Это самая лучшая сказка на свете!

И снова повернулась к зеркалу:

– А скажи, я и в самом деле буду счастливой?

Из резной рамы темного мореного дуба на Русалочку глядело сосредоточенное лицо, карие глаза, упрямо изогнутые губы, отцовские изломанные брови – смесь гнева и удивления.

Сегодня во дворце празднуют ее пятнадцатый день рождения. Натанцевавшись, собрав гостей в причудливый хоровод, Русалочка украдкой выскользнула из бального зала, чтобы побыть одной. Ее комната, по привычке называвшаяся детской, казалась ей в тысячу раз милее и лучше, чем вчера: сегодня Русалочка ночует в ней последний раз.

– Ру-са-лоч-ка! Русалочка! – неплотно прикрытая дверь пропустила голоса.

И тотчас в дверь скользнула Лорита, любимая сестра Майи. Яркий румянец и выбившийся из прически локон. Цветы в короне измялись.

Сестры, похожие, точно две жемчужины, одновременно коснулись своих венков. Но мелкие пурпурные цветы, собранные в кисти-соцветия, как и утром, благоухали в венке Майи.

Лорита сдернула васильковый венок.

– Бедные мои цветочки, – вздохнула она с сожалением.

– Что ты? – Майя попробовала удержать руку сестры, но венок Лориты уже уплывал в раскрытое окно, подхваченный неприметным морским течением.

– Ты разве забыла?

Майя охнула: она и вправду забыла, хотя в последние месяцы, даже годы не раз представляла эти минуты перед полуночью.

Сегодняшний день с утра был счастьем. Казалось, он никогда не наступит, а промелькнул мигом в суматохе приготовлений, подарков и шутливых напутствий.

В царстве Нептуна был древний священный обычай: в полночь своего шестнадцатилетия принцесса танцует с гроте Безмолвия со своим избранником. Жуткое это место! Рискнувшие порыскать по гроту Безмолвия, если посчастливилось вернуться, рассказывали, что грот кишит морскими драконами, подстерегает бездонными ущельями. С грохотом и яростью извергаются подводные вулканы, выплевывая потоки рыжей лавы. Или вором из-за плеча тебя настигает застилающий глаза ужас. Испугавшийся в панике несется неведомо куда – и тогда грот молча выплевывает кровавые ошметки. Впрочем, о гроте Безмолвия больше легенд, чем правды: мало кто в нем побывал.

Правда или нет, но рассказывают, что в самом сердце грота есть Долина Белых Цветов. Грациозно клонят к траве белоснежки жемчужные венчики. Счастливец тот, кому приведется собрать белоснежки в букет: мир и покой опустятся на обитателей океана. Канут в небытие болезни и мор. Войны станут легендой.

Океанские вихри, в мгновение ока сметающие на своем пути целые города, обернутся ласкающим ветром. А холодная кровь морских обитателей согреется, и они узнают Любовь. Богат и могуществен царь Нептун. Бессчетны его сокровища, непокоримо войско, дочери одна краше другой. Но тайная боль и страсть сушат душу морского царя и толкают на безумный приказ: танец невесты в гроте Безмолвия.

Ровно в полночь в бальном зале и во всем дворце гаснут светильники. Усталые музыканты откладывают в сторону нагретые инструменты, чтобы украдкой пропустить стаканчик-другой. Гости умолкают. Ровно десять минут тишины – ровно столько на танец влюбленных.

Десять минут, четверть часа проходит – и Нептун подает знак. Расхохотался оркестр. Окружающие, щурясь от света, поздравляют виновницу торжества. И громче всех веселится и хохочет Нептун: он знает – в руках у дочери не будет букета белых цветов. Так было не раз, так будет. Нужно быть безумцем, чтобы в свой праздник искать смерти. Принцесса и принц, пока темнота, просто стоят у входа в грот Безмолвия, и ни одна из двенадцати дочерей не переступила оскалившийся валунами чертог грота.

Торжествует Нептун. Гордится дочерью, ставшей взрослой. И снова целый год до следующего дня рождения следующей дочери сжимается сердце в тоске о любви.

Сегодня последний, тринадцатый день рождения. Весь день Нептун ловил себя на том, что ищет глазами младшую дочь – безумная надежда, что Майя угадает, прочтет его мысли. Может, потому, что Майя росла странным ребенком, мало похожим на русалочий народ. Не в меру горда, своенравна. Упряма так, что еще совсем крошкой, обидевшись на что-то, целые сутки сидела в раковине у тетки улитки и ничего не отвечала на все уговоры, угрозы и просьбы.

Майя единственная из дочерей скакала верхом. Метко бросала гарпун на охоте. Забросив наряды и украшения, с изощренной жестокостью сыщика выспрашивала отца о тонкостях военной науки.

У морского владыки не было сыновей – Русалочка же, оседлав морского коня, собранная и стремительная, точно пружина, отчасти примиряла Нептуна с отсутствием наследника.

Во дворце один за другим гасли огни – время неуклонно подползало к заветной полуночи. Нептун, восседая на троне, хмурился, незаметно измочалив зубами ус. Знай царь младшую дочь получше, вряд ли он сумел бы усидеть.

Диковинный звон прозвучал в залах дворца. Ледяным дыханием захлопнул все двери. Сами собой сжали створки раковины-ставни на окнах. Смолкли разговоры и смешки.

– Тихо, как под водой, – пошутила Майя, приспособив на новый лад пословицу Верхнего мира.

В подводном же царстве Нептуна тишины и вовсе никогда не бывало. Суетливый и неуемный мирок морских обитателей не затихал никогда, за исключением десяти минут каждый год с тех пор, как Русалочка начала помнить себя. Было ей в ту пору около трех, а детям не место на балу. Майя спала под негромкую воркотню цветка. Это потом уже, когда Майя научилась не путать буквы в словах, она объяснила цветку, что спящая русалка вовсе не обидится, если цветок хоть на пару часов умолкнет.

В тот раз перезвон цветка не мешал – Майя проснулась от внезапной тишины. Не понимая причины своего испуга, собралась заплакать. И почему-то сдержалась, напряженно вслушиваясь в тишину и судорожно вцепившись в край простыни. Так продолжалось бесконечно долго, пока Майя не почувствовала, будто она – одна-одинешенька на свете, а весь мир превратился в мертвящую, навалившуюся тяжестью тишину.

Все прошло так же внезапно, словно и не бывало. Вернулись шорохи и звуки. Забубнил сказку цветок. У кроватки всхрапывала Секлеста. Страх ушел, превратился в крошечную булавку и затаился в самой глубине сердца. Майя не помнила свой детский ужас перед неведомым. И лишь в глубине души остался хрупкий, никогда не лающий до конца осколок льда.